— Насколько я знаю, катафрактариев должно быть гораздо больше, — выразил сомнения квестор.
— Несколько дней назад железных всадников у Сурены забрал царь. Он начал войну с армянами…
— Зачем парфянскому царю тяжелая конница, которая совершенно бесполезна для войны в горах и крайне необходима здесь, на месопотамских равнинах? Он что, совершенно лишился разума?
— В конце концов, Гай Кассий, ты начинаешь утомлять всех этими проклятыми катафрактариями, как и своей излишней осмотрительностью, — не выдержал Петроний. — Ты не видел их в глаза, а боишься больше мести богов.
— Я боюсь лишь одного: что боги накажут нас за излишнюю гордыню и выберут орудием своей мести презренных парфян. Меня настораживает их внезапное появление с огромным обозом и бестолковым войском. Слишком все просто: нам остается лишь догнать этот сброд, перебить и захватить богатую добычу. Именно к такому решению вы и склоняетесь, но мне кажется, это не вы избрали подобный вариант, а Сурена навязал вам его.
— Не слишком ли ты все усложняешь? — подал голос Октавий. — Наши легионы по численности в несколько раз превосходят войско Сурены. Восток уже имел несчастье ощутить на себе силу римского меча, и я не вижу ничего удивительного в том, что парфяне спасаются бегством. Наконец, наш союзник, — Октавий кивнул в сторону Абгара, — принес сведения, подтверждающие правильность выбора в пользу преследования парфян.
— Я не могу полагаться на слова араба, будь он хоть трижды друг Помпея. Я вижу его впервые, и мне хорошо известны хитрость и коварство восточных людей.
Римляне невольно обратили свои взоры на Абгара. Тот никак не отреагировал на нападки Кассия, словно слова квестора совершенно к нему не относились. На лице араба продолжала оставаться слащавая, подобострастная улыбка.
— Римляне! Я не узнаю вас, — потерял терпение Публий Красс. — Мы тратим время на пустую болтовню и не решаемся преследовать врага, в четыре раза меньшего по численности. Вместо того чтобы ошеломить парфян стремительностью, бесстрашием и решительностью, мы словно почтенные римские матроны ведем беседу с одной лишь целью: убить время в предобеденный час. А враг пользуется этим и с каждым мгновением уходит от нас все дальше и дальше. Опомнитесь, сограждане: приближается не время обеда, но час жестокой битвы. Время брать в руки не чашу, но меч. Быстротой и неожиданностью нападения Цезарь с ничтожным количеством легионеров побеждал войска кельтов. Сражаясь под его началом в Галлии, я много раз был свидетелем невероятных побед, и поверьте, Гай Юлий не стал бы колебаться на нашем месте. Или вы собрались идти на поводу у квестора Гая Кассия Лонгина? Я не хочу никого оскорблять, но в таком случае вы поступаете по меньшей мере не как римляне.
— Публий прав: нужно как можно скорее догонять Сурену и Силлака, — согласился с младшим Крассом Октавий. — Многое, конечно, и мне не ясно в поведении парфян. Отчасти я даже разделяю сомнения Гая Кассия, но принять его план не могу. Силы парфян разделены надвое, и какие бы козни ни строил Сурена, легче разбить их поодиночке. Нужно воспользоваться моментом, пока парфянский царь занят Арменией. Попытаемся уничтожить войско его визиря и захватить главные города Парфии.
— Я полагаю, настигнуть Сурену будет не слишком трудно, — подал голос Петроний. — Отягощенный огромным обозом враг не сможет уйти далеко.
— Почему бы не сказать прямо: тебя беспокоят сундуки, которые тащили парфянские верблюды. Но ведь ты не знаешь, что в них лежит. Возможно, вместо золота парфяне набили их обыкновенными камнями, — вновь не удержался квестор.
— Гай Кассий Лонгин! — сурово произнес Марк Красс. — Ты приглашен на совет, хотя и не должен находиться здесь ввиду твоей низкой должности и молодости. Я позволил высказать мнение, потому что боги наделили тебя рассудительностью не по годам, отвагой и мужеством. И все же, Гай Кассий, ты присутствуешь здесь не для того, чтобы оскорблять товарищей выше тебя по званию и заслугам перед отечеством. Если не можешь ничего добавить по существу дела, то изволь замолчать и подчиниться мнению большинства.
— Твои слова справедливы, Марк Лициний Красс, — смиренно склонил голову Кассий. — Мне ничего не остается, кроме как принять решение моих товарищей и проконсула Сирии. Я призываю немедленно начать преследование парфян, — к немалому удивлению всех предложил квестор. — Воспользуемся же нашим старым союзником — римской стремительностью. Возможно, она поможет настигнуть врага в пути и навязать бой на марше. В таком случае мы избежим коварных восточных ловушек, которые, я уверен, давно заготовлены для нас.
По следам Сурены
Увы! Пресловутая римская стремительность, на которую возлагал небезосновательные надежды Гай Кассий, да и прочие участники совета, на этот раз не стала союзницей римлян.
К тому времени, когда закончились споры в палатке Красса, солнце давно миновало зенит и начало приближаться к земле на далеком западе. А ведь требовалось время, чтобы свернуть лагерь и выстроить сорокатысячное войско в походную колонну.