Читаем Марк Красс полностью

– Проконсул, – обратился Октавий к Крассу, – парфяне не спешат в битву. Разумней было бы и нам разбить лагерь и дать возможность легионерам отдохнуть до завтрашнего утра. Ведь они на ногах с середины ночи.

– Похоже, Октавий, у нас нет выбора, – негромко промолвил Красс. – Сурена тотчас же нападет на нас, едва мы попытаемся уклониться от битвы. Начнем же битву первыми, как всегда делали наши предки.

По знаку Красса железная труба подала сигнал к наступлению. Этот сигнал по всему войску передали рожки манипулов.

Лагерь парфян также оживился. Враги начали колотить в обтянутые кожей полые инструменты, которые вдобавок были обвешаны медными погремушками. Леденящие душу низкие звуки, как бы смешение звериного рева и раскатов грома, обволокли римские легионы. Одновременно с первыми звуками катафрактарии взобрались на коней с помощью оруженосцев, приняли у них длинные копья и сбросили покровы с доспехов.

Живой клин, подобный пламени, предстал перед римлянами – всадники в шлемах и латах из ослепительно сверкавшей маргианской стали и их кони в так же старательно начищенных медных и железных чешуйчатых латах.

Гай Кассий с тревогой и восхищением смотрел, как неторопливо, соблюдая строй и сияя на солнце, движется тяжелая конница Сурены. Казалось, что огромный монолит, скала оторвалась от горы и надвигается на римлян.

Катафрактарии были на Востоке и прежде, но использовались они в основном в качестве почетной свиты полководцев и царей. Были они у понтийского царя Митридата Евпатора, который вел бесконечные войны с Римом. Владыка Понта упорно пытался противопоставить римским легионам свою пехоту и очень поздно понял превосходство тяжелой конницы. И лишь парфяне сумели создать из неуязвимых всадников силу, державшую в страхе всех соседей. Один лишь вид этой сверкающей зловещим блеском живой крепости уже обращал в бегство войска противника. И теперь парфяне надеялись остановить победоносное шествие римлян с помощью этой силы.

Немногие народы могли похвастаться тем, что видели бегущих римлян. Легионеры, подбадриваемые легатами, военными трибунами и центурионами, упорно шли навстречу несущейся железной армаде. Сказать, что легионеры нисколько не испугались неведомых катафрактариев, что на них совершенно не произвела впечатления дикая музыка парфян, было бы неправдой. У несчастных гастатов[25], составлявших первые ряды легионов, от страха глаза вылезли на лоб, лица стали бледными, у многих тряслись колени и руки. Но они упорно шли вперед, и не только потому, что римлянин не должен отступать, но еще и потому, что сзади на них напирали более опытные и храбрые принципы и триарии. При необходимости они подталкивали новобранцев острыми мечами, зорко следя, чтобы те держали строй.

Не зря глаза гастатов были полны страха. В том месте, где парфянский клин врезался в римское каре, все они погибли в считанные минуты. Принципы, находившиеся во второй линии, продержались ненамного дольше. И лишь старые опытные ветераны, которым не впервой было сражаться с конницей, были полны решимости остановить врага. Они воткнули в землю копья острием вперед на уровне лошадиной груди и терпеливо ждали катафрактариев, пробивающихся по трупам гастатов и принципов.

Левой рукой держа копье, правой работая мечом, ветераны пытались выбить или привести в негодность длинные копья парфян.

Вскоре потери начали нести не только римляне, но и парфяне. Последние не привыкли вести затяжные бои. Обычно они мгновенно опрокидывали противника или разделяли на части, предоставляя другим добивать его. Тяжелые доспехи и жаркое солнце не шли на пользу катафрактариям; римляне же постоянно сменяли уставших, раненых и убитых товарищей. Лошади парфян спотыкались о трупы поверженных римлян, их строй нарушился, а римляне, свалив наземь несколько катафрактариев, утратили перед ними былой страх. Всадники уже не наступали, а лишь оборонялись от наседавших со всех сторон легионеров.

И вот в лагере Сурены зазвучала музыка, не похожая на прежнюю смесь раскатов грома со звериным ревом. Тяжелые всадники все как один остановили бой и повернули назад.

Римляне пытались преследовать порядком утомленного противника, но тут появились всадники-лучники. Они осыпали легионеров такой густой тучей стрел, что тем пришлось отказаться от преследования.

Обстрел продолжался до тех пор, пока катафрактарии не отошли на безопасное расстояние. Затем исчезли и лучники, растворившись, словно злые духи пустыни, за тучами пыли и песчаными барханами.

И тут римляне с удивлением обнаружили, что парфянский лагерь также пропал. Еще недавно в долине находились тысячи беспечных парфян, которые ели, спали, хозяйничали, а сейчас остались лишь догорающие костры да выброшенные за ненадобностью вещи.

Опасаясь, как бы враг снова не ускользнул, Красс приказал войску двигаться вперед. Наспех были убраны из-под ног убитые и раненые. Брешь в рядах, пробитую катафрактариями, заполнили легионеры из задних рядов каре, они же заменили погибших от стрел лучников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза