Марк Бернес в воспоминаниях современников

Кинематографическое руководство заволновалось — как же так, ставится картина о Донбассе, там такие дела творятся, а у вас? И об этом ни звука? Какие там садовники? Героем должен стать шахтер. И не какой-нибудь, а тот, кто ставит рекорды. И все заверте… Да так «заверте», что от сценария только пух полетел. Все пошло переделываться. А в это время, как говорят на студиях, уже «работал счетчик», то есть картина была уже запущена в производство, каждый день стоил энную крупную сумму, все было уже запланировано, неумолимые сроки нависли над съемочной группой, и ничего уже нельзя было остановить.

В сценарии имелась одна побочная линия: история женщины — участницы Гражданской войны, которая переживает тяжелую драму неудавшейся любви и пытается покончить жизнь самоубийством. Герой картины Семен Примак спасает ее.

Вот у этой не главной в картине женщины были четыре еще менее главных брата — шахтеры — ее защитники, ее рыцари.

Ребята не очень развитые, но чутьем различающие правду от кривды. Роли, так сказать, аккомпанирующие. И вот, когда летел пух от сценария, когда все переделывалось и перекраивалось, один из братьев — Матвей Бобылев — неожиданно стал главным героем картины.

И картина стала называться не «Садовник», а «Шахтеры».

Инженер Красовский, роль которого играл Марк Бернес, из просто отрицательного персонажа превратился в чистопородного вредителя, мешающего бобылевскому рекорду.

И вот — вскоре после выхода на экран этой первой картины Бернеса мы шли с ним по коридору «Ленфильма».

Это был перегороженный какой-то несерьезной фанерной стеной коридор с дверями, на каждой из которых прикреплена небольшая табличка с названием картины.

А за дверями маленькие неуютные комнатки, так не похожие на творческий центр тех знаменитых картин, которые здесь создавались.

Мы проходили мимо дверей с табличками «Возвращение Максима», «Петр Первый», «Великий гражданин» и «Волочаевские дни».

Навстречу то и дело попадались знакомые.

— Привет. Как дела?

Или:

— Как жизнь?

— Как здоровье?

После каждого такого приветствия мы с Бернесом переглядывались.

Дело в том, что не далее как утром этого дня Бернес произнес за завтраком возмущенную речь по поводу привычных бессмыслиц, которыми полна жизнь. Задают такие вот, например, вопросы, но никому и в голову не приходит ждать ответа. Глупая условность.

— Привет, Бернес, как здоровье? — остановил Марка у входа в павильон толстый-претолстый администратор с огненно-рыжей шевелюрой. — У меня, знаете, история… — Он стал было продолжать, но Бернес перебил его, взяв за пуговицу.

— Вы, кажется, интересовались моим здоровьем? — сказал он. — Так вот, мне сделали анализ мочи, и вы себе даже не можете представить, какой у меня анализ. Это просто неправдоподобно, нет, без шуток, вы себе не можете представить.

Администратор попытался сделать движение по направлению к павильону, но Марк прочно держал его пуговицу.

— Врач сказал, что никогда в жизни не видел такого анализа. Он даже хотел сделать повторный анализ. Какой-то просто фантастический удельный вес. Цвет, можете себе представить.

Администратор понимал, что его разыгрывают, но у Бернеса был абсолютно серьезный вид, говорил он с таким увлечением, что прервать его не было никакой возможности. Попробовал было администратор незаметно высвободиться, но Бернес, не отпуская его пуговицы, придвинулся к нему вплотную и, как бы сообщая какую-то тайну, зашептал:

— Могу вам сказать доверительно, анализ у меня на редкость…

Тут администратор с некоторым подозрением вскинул взгляд на Марка, — может быть, тут никакой не розыгрыш — просто Бернес заговаривается…

— И учтите, — продолжал шептать Марк, — я это говорю только вам, потому что вас интересует мое здоровье. Другому я никогда бы этого не сказал…

— Пустите! — вдруг испуганно завизжал администратор. — Пустите меня! Я опаздываю на съемку…

Он пытался вырваться, но Бернес держал его уже не только за пуговицу — второй рукой он схватил собеседника за плечо и не отпускал.

— Я вам так благодарен, что вас интересует мое здоровье, это ведь не часто встречается — такой интерес. И я рад, что могу вам сообщить такие хорошие сведения. Нет, правда, вы себе даже не можете представить, какой у меня анализ…

— Спасите! Товарищи, спасите! — закричал администратор, с ужасом глядя на Бернеса, который явно сошел с ума. — А вы чего смотрите?! — кричал он мне. — Держите его!

— Не понимаю, — сказал я, — чего вы нервничаете? Вы спросили Марка Наумовича о здоровье, и он вам отвечает.

Тут рыжий рванулся изо всех сил, оставив в руке Бернеса пуговицу вместе с клочком пиджака.

— Этот уже про здоровье вряд ли будет спрашивать, — задумчиво сказал Марк, — но как быть с остальными миллионами?..

История третья. «Пропущенный троллейбус»

В зимний, кажется, декабрьский день 1937 года мы стояли на остановке троллейбуса.

Ленинград был первым городом, где троллейбусы появились, и они все еще казались новинкой.

Народу на остановке скопилось довольно много. Когда в морозном тумане возник вагон, мы попрощались — Бернес уезжал, я шел домой.