Марк Аврелий и конец античного мира

«Но всего бы лучше было, — прибавляет автор, обращаясь к мужу, — если бы ты сам туда пошел, ведя ее за руку, чтобы и ты стал целомудренным и познал счастье честного брака. Сделаться отцом, любить своих детей, быть ими любимым, все это тебе доступно, если ты этого пожелаешь. Тот, кто хочет иметь жену целомудренную, живет целомудренно, исполняет с нею супружеский долг, ест вместе с нею, живет с ней, ходит с нею к святой проповеди, не печалит ее, не бранит ее без причины, старается ей нравиться, доставляет ей все удовольствия, какие может, и заменяет лаской те, которых не может дать. Но целомудренная жена исполняет свои обязанности, не выжидая ласки. Она считает мужа своим господином. Если он беден, она выносит его бедность, голодает с ним, когда он голоден; идет за ним, если он переселяется; утешает его, когда он в печали; даже когда ее приданое больше имения мужа, она держится, как подчиненная, у которой ничего нет. Муж, со своей стороны, если у него жена 6едная, должен считать ее добродетель богатым приданым. Добродетельная жена умеренна в питании и еде... она никогда не остается одна с молодыми людьми и опасается даже стариков; она избегает неумеренного смеха... любит речи серьезные, бежит от тех, которые не относятся к добропорядочному поведению».

Добрая Маттидия, мать Климента, представляет пример практического осуществления этих благочестивых правил. Будучи язычницей, она все приносить в жертву целомудрию, которое предохраняет ее от величайших опасностей и вознаграждается познанием истинной веры.

Христианская проповедь развивалась и сливалась с богослужением. Проповедь сделалась существеннейшей частью священных собраний. Церковь становилась матерью всяческого поучения и утешения. Предписания по части церковной дисциплины уже стали умножаться. Для вящей авторитетности, их приписывали апостолам, и в виду того, что Климент считался лучшим поручителем за все, что касалось апостольских преданий, так как он был в близких сношениях с Петром и Варнавой, опять под именем этого высокочтимого пастыря возникла целая апокрифическая литература постановлений, которые выдавались за составленные собором Двенадцати. Ядро этой апокрифической компиляции, первое основание свода церковных канонов, сохранилось почти без примеси у сирийцев. У греков этот свод, постепенно нараставший, существенно изменился и стал почти неузнаваемым. О нем упоминалось, как о принадлежащем к составу священных книг, хотя известные оговорки всегда набрасывали некоторую тень сомнения на его каноничность. С ранних пор стали позволять себе давать этому своду сказаний, выдаваемых за апостольские, ту форму, какую считали наиболее пригодной, чтобы поразить воображение верующих и повлиять на их легковерие, и во всех случаях имя Климента ставилось во главе этих различных редакций, которые, впрочем, представляют черты ближайшего родства с романом Recognitiones. Таким образом, вся псевдо-Климентинская литература II века отмечена характером совершенного единства.

Главной отличительною ее чертой является дух практической организации. Уже в мнимом послании Климента к Иакову, которое служит предисловием к Recognitiones, Петр перед смертью произносит длинную речь о епископстве, его обязанностях, трудностях, превосходстве, о пресвитерах, диаконах, учителях, которая является как бы новым изданием посланий к Титу и Тимофею. Апостольские постановления были как бы постепенно дополняемой кодификацией этих пастырских правил. Рим основал не догмат; немногие церкви бесплоднее его в области чистого мышления и менее чисты в вопросе учения: евионизм, монтанизм, артемонизм последовательно приобретали в нем перевес. Делом Рима была дисциплина, католицизм.