Марк Агриппа

Он и сам бы охотно стал не царём, а римским наместником, но с варварскими родственниками такой финт не прокатит. Одно дело — нанять легионы глупых ромеев, пусть и ценой целой провинции, и совсем другое, признать над собой их власть. Пока не прокатит. Пока.

— Завтра я тебе дам письмо к Легату Максиму. Отвезёшь его лично. Отличные львы, Царь!

Друз взбодрился, жизнь налаживалась. И тут бывает интересно, права Антония.

Иерусалим был в осаде. В городе, от сжимаюшихся тисков железных римских легионов, было не протолкнуться от беженцев. Там царил страшный голод, и только фанатичная вера иудеев в то, что бог обязательно поможет, давала им силы к сопротивлению. Иудеи ждали штурма и готовились принять последний бой. Победный. Несомненно победный, бог поможет. Жевали кожаные ремни, пили собственную мочу, но не сдавались. Римляне же никуда не торопились. Почти год Павел Фабий Максим методично отжимал иудеев в проклятый город, и теперь все, оставшиеся в живых, сидели там, в этом легат был уверен. Если и ушли, то считаные единицы. Условия у него были чуть ли не идеальные. В антииудейский союз удалось вовлечь всю округу, до последнего аравийского вождя и парфянского сатрапа, благо иудеи сами очень для этого постарались. По времени никто его не торопил, главное, сделай качественно. Максим и сделал. Если кто-то и проскочил, то только чудом. Потери совсем незначительные, серьёзно вляпался опять только Двадцать Второй Дейотаров, когда отбивал Петру. Две когорты потеряли при захвате порта, там пришлось торопиться, но всё-равно, дрянь легион. Сегодня для них всё решится, поможет им бог, или нет. Вар опустил подзорную трубу и повернулся к Максиму. В его взгляде читалось предвкушение чего-то небывалого.

— Вечером начнём, когда стемнеет. Художники говорят, так красивее будет.

— Какие художники?

— Меценат троих прислал. Я их с трёх сторон на высотках разместил.

Перехватив недоумевающий взгляд, Вар поправился.

— Агриппа просил. Они вместе. Чтоб мнение художников учли. Я сам не в курсе.

Максим понимающе кивнул, с понятием секретности, в римской армии были уже отлично знакомы.

— Начинай как стемнеет.

Небольшая группа беженцев из Назарета шла по дороге в направлении полночи. Старик на полудохлом ослике, молодой мужчина, и совсем ещё девочка, лет десяти. Стемнело. Они брели, не замечая ничего вокруг, покачиваясь от голода и усталости, шли только благодаря ослику, он единственный следил за дорогой. Они не знали, что два контуберния Шестого Железного, оставленные охранять эту тропу, буквально за мгновение до того, как их заметить, погнались за очередной бандой на запад. И в то же самое мгновение…

…Павел Фабий Максим наблюдал, как разгорается проклятый город. Рухнувшие на Иерусалим, четыре тысячи новейших ракет системы ГГ Гигина-Гермогена, превратили его в ревущий огненный столб до самого неба. Эпическое зрелище. Вволю насладившись делом рук своих, Вар подосадовал.

— Зря пушки пёрли, оттуда уже никто не вылезет.

— Может и не зря. По голубиной эстафете известили, чтоб ждали сына парфянского царя с большим пакетом от Друза. Там и для тебя что-нибудь будет.

Максим повернулся к стоящему неподалёку Ироду Иудейскому. Иудейскому? Ну земли то остались.

— Всё, Царь, мы своё дело сделали. Как немного остынет, начинай разбирать, велено срыть до последнего камня, чтоб и следа не осталось. Столицу устрой в Цесарии. Я там Дейотаров оставлю, если надумаем его расформировывать, будут тебе первые поселенцы, а пока пусть камни таскают.

Царь Ирод наблюдал пожар Иерусалима со смешанным чуством ужаса и злорадства. Он ведь предупреждал! Книжные Содом и Гоморра, про которую твердили ему эти сумасшедшие, к ним же самим и явились. А он новый Лот, услышавший и понявший. Легат отвлёк его от высоких мыслей.

— Благодарю тебя, Легат. Ваши легионы превосходны, это настоящие Силы Добра.

С прибытием в Марцеллу-Германику обоза Гая Мецената, город в одночасье сделался практически вдвое больше. Одних клиентов, с ним, прибыло тысячи три и, как минимум, вдвое больше рабов. Кораблей было столько, что это было похоже на переселение целого народа, везущего с собой свои разобранные города. Одних статуй, различной художественной ценности, Меценат привёз больше тысячи. Обняв старого друга, Агриппа ему заметил, намекая на излишества.

— Мы тут не навсегда, Гай. Всего на пару лет.

— И что теперь? Жить, как дикари?

Агриппа вздохнул, Меценат был и другом, и министром финансов, и главным идеологом в одном лице, не хватало ещё из-за статуй спорить.

— Наверное, ты прав.

— Прав, прав. А здорово вы тут развернулись, уже настоящий город.

— Понтиец молодец, времени зря не терял. Столько лет его знаю, и не перестаю удивляться, во всём талантлив.

После окончания германской войны, Децим Пилат Понтиец был назначен легатом Четвёртого Македонского. Лагерь легиона и превратился в новый город, а Пилат в его главного застройщика. Результаты впечатляли, с причала не было видно ни одного деревянно-временного строения, всё уже из камня, всё на века. С удовольствием осмотрелись ещё раз, Агриппа продолжил про старого соратника.