Мария Тюдор

Королева. Сделай так, как ты сделал бы для себя.

Энеас. Но народ не сложит оружия, пока не совершится казнь. Чтобы успокоить его, нужно кого-нибудь обезглавить.

Королева. Найди кого хочешь.

Энеас. Кого хочу?.. Погодите, ваше величество! Казнь совершится ночью, при свете факелов. Осужденного приведут под черным покрывалом, с кляпом во рту. Народ, сдерживаемый стражей, будет, как всегда, далеко от эшафота. Ему достаточно увидеть, как скатится голова. Я берусь все устроить. Только бы лодочник был еще здесь! Я велел ему не торопиться. (Подходит к окну, откуда видна Темза.) Он здесь еще! Надо спешить! (Высовывается в окно, с факелом в руке, машет платком, затем оборачивается к королеве.) Все в порядке, ваше величество. Я отвечаю за жизнь милорда Фабиани.

Королева. Своей головой?

Энеас. Своей головой.

Часть вторая

Зала с двумя лестницами, из которых одна ведет наверх, другая вниз. Площадка каждой из них занимает часть задней половины сцены. Лестница, ведущая вверх, теряется в потолке; лестница, ведущая вниз, уходит под пол. Не видно, где обе лестницы начинаются и куда они ведут.

Зала задрапирована, в знак траура, особенным образом: правая, левая стена и потолок затянуты черной материей о большим белым крестом посредине; стена напротив зрителя — белой материей о большим черным крестом. Эти черная и белая обивки тянутся, насколько хватает глаз, вправо и влево, теряясь позади лестницы. По обе стороны — алтари, затянутые черным и белым, как для похорон. Горят большие свечи. Священников не видно. Зала и лестница слабо освещены траурными лампами, свисающими кое-где под сводами. Настоящее освещение дает зале большое белое пятно заднего фона, пропускающее красноватый свет, как бы от пылающей поезди гигантской печи. Пол залы устлан надгробными плитами.

При поднятии занавеса на призрачном заднем фоне вырисовывается черный неподвижный силуэт королевы.

Явление первое

Джен, Джошуа.

Они осторожно входят, приподняв край черной драпировки, за которою скрыта маленькая дверь.

Джен. Джошуа, где мы?

Джошуа. На главной площадке лестницы, по которой спускаются осужденные, идя на казнь. Ее разукрасили так при Генрихе Восьмом.

Джен. И нет никакого способа выбраться отсюда?

Джошуа. Народ охраняет все выходы Тауэра. На этот раз он не хочет упустить своего осужденного. Никто не выйдет отсюда до казни.

Джен. У меня в ушах не перестает звучать оглашение, сделанное с этого балкона. Вы все слышали снизу, Джошуа? Как это ужасно!

Джошуа. О, мне немало пришлось перевидать таких ужасов.

Джен. Только бы Гильберту удалось бежать! Как вы думаете, Джошуа, он спасся?

Джошуа. Конечно, спасся. Я в этом уверен.

Джен. Да? Вы в самом деле уверены в этом, мой добрый Джошуа?

Джошуа. Тауэр не был осажден со стороны реки. Кроме того, в минуту его побега бунт еще не достиг таких размеров, как сейчас. Славный они устроили бунт, не правда ли?

Джен. Так вы уверены, что он спасся?

Джошуа. Так же уверен, как в том, что в эту минуту он поджидает вас под первой аркой Лондонского моста, где вы с ним встретитесь еще до полуночи.

Джен. Боже мой! Ведь и он будет тревожиться обо мне! (Заметив тень королевы.) Небо! Что это, Джошуа?

Джошуа(тихо, беря ее за руку). Тише! Это львица в засаде.

В то время как Джен, объятая ужасом, смотрит на черный силуэт, сверху доносится голос, медленно и раздельно произносящий следующие слова.