Мария Стюарт

Мария сообщила своей кузине: Иисус Христос наделил ее способностью «выносить несправедливые измышления, обвинения и приговоры (тех, кто не имеет надо мной власти) с неизменной решимостью претерпеть смерть во имя апостольской римской католической церкви». Затем она попросила похоронить ее вместе «с королевами Франции, моими предшественницами, особенно рядом с покойной королевой, моей матерью» и надеялась, что ей «не отведут места рядом с вашими предками-королями». Она просила сделать казнь публичной, чтобы не распространялись слухи о самоубийстве. Мария вернула Елизавете алмаз, который та подарила ей по прибытии ее в Шотландию в 1561 году, и попросила отослать его в Шотландию сыну в качестве прощального дара. Она подписалась: «Ваша сестра и королева, несправедливо заключенная, Marie Royne[128]». До отречения ее подпись была проще — MARIE.

Прячась за слабыми оправданиями — перевязанными руками и отсутствием прямого приказа, Паулет отложил отправку письма Марии, так как надеялся, что вскоре прибудет приказ о казни и письмо станет бесполезным, однако начался 1587 год, а Елизавета и не думала отдавать роковое распоряжение.

Елизавета вновь увиделась с послами 6 января и спросила их, видят ли они иной выход из затруднительного положения, ведь она «никогда не проливала столько слез… сколько она пролила в связи с этим злосчастным делом». Решения у них не было: обе стороны знали, что просто выполняют дипломатические маневры. Страх Марии перед убийством усилился, когда 7 января был раскрыт новый заговор с целью устранения Елизаветы. Речь шла о признании находившегося в лондонской тюрьме несостоятельного должника по имени Томас Стаффорд, «распутной и мятежной персоны». Он намеревался пропитать ядом туфли или стремена Елизаветы при помощи метода, который так и не был обнародован. Большинство людей заподозрили, что этот заговор придумал Уолсингем, чтобы вывести Елизавету из состояния инерции.

Паулет продолжал политику мелких лишений, приказав Мелвиллу покинуть свиту Марии. Мелвилл был ее мажордомом и служил ей чуть ли не дольше всех остальных. Затем, в конце января, Елизавета написала Паулету — но то был не долгожданный смертный приговор. Королева благодарила его за бдительность и уверяла его: «Если вознаграждение не окажется тем, какого вы заслуживаете, пусть я недосчитаюсь вашей помощи, когда она мне будет нужнее всего». Это было странным, так как королева, казалось, обещала вознаграждение за еще несовершенное действие. Все прояснилось 2 февраля, в письме Уолсингема и Дэвисона Паулету:

«Королева недовольна тем, что вы за все это время… не нашли способа сократить дни шотландской королевы, учитывая, что каждый прожитый ею час увеличивает опасность для нашей королевы. Поэтому она [Елизавета] сердится на то, что люди, клявшиеся ей в верности, в этом деле не выполняют свои обязанности и возлагают бремя на нее, зная о ее нелюбви к пролитию крови, особенно же особ того же пола и ранга и столь близких ей по крови, как та королева».

Паулета просили тайно убить Марию, а учитывая тот факт, что письмо Уолсингема должно было прибыть после письма Елизаветы, та впоследствии могла бы заявлять, что ничего об этом не знала. Она могла бы просто сказать, что благодарила Паулета за его прошлую службу и не намеревалась провоцировать его на убийство.

Паулет ответил незамедлительно: «Мне горько, что я дожил до такого несчастного дня, в который от меня требуется по приказу моей милостивой правительницы совершить деяние, воспрещаемое Богом и законом. Мое имущество и жизнь принадлежат Ее Величеству, и я готов потерять их завтра, если ей так будет угодно… Но не дай Господь мне погубить свою совесть или запятнать мой род таким страшным пятном, как пролитием крови не по закону и без приказа». Хотя Паулет был лоялен и не отличался избытком воображения, для него существовала черта, которую он не собирался переступать. Мария рассказала Паулету о своем ужасе перед тайным убийством, и он пришел в ярость оттого, что она сочла его способным на такое. «Он не отличался жестокостью турка».

Мельница слухов, которую активно, несмотря на тяжелую болезнь, вращал Уолсингем, продолжала подпитывать истерию, направленную против Марии. «Из Ирландии и Уэльса ежедневно приходили сообщения о группах вооруженных людей, а изза границы слали известия о том, что замок Фотерингей захвачен, а узница сбежала». Констебль Хонитона объявил погоню за сбежавшей Марией в западных графствах. Елизавета поняла, что ее загнали в угол. Она «медлила, не желая делать того, чего желало все королевство и чего от нее просили». Члены Тайного совета постоянно наблюдали за ней, когда она встречалась с послами Франции и Шотландии, которые безуспешно пытались спасти жизнь Марии.

Приказ о казни был составлен, и однажды в Гринвиче, когда послы покинули королеву, лорд-адмирал Ховард[129] отвел Дэвисона в сторону и просил его отнести приказ Елизавете.