Мария Федоровна

Великий князь Павел Александрович подвергся заслуженной каре: уволен со службы и ему было запрещено появляться в России. Это тогда восприняли как должное. Теперь же и ее собственная дочь замешана в похожую скандальную историю. Нет, здесь не было мезальянса, как в случае с Павлом, но нарушение традиции и пренебрежение долгом бросались в глаза.

Марию Федоровну просто шокировали подробности. Оказалось, что после венчания Кирилл решил поехать к Николаю II и сам Ему всё объяснить. Наглец: думал, что Ники будет его слушать? Он надеялся какими-то объяснениями добиться расположения и избежать наказания. Какая наивность! Оказалось, что этот совет ему дала его мать — Великая княгиня Мария Павловна. От Михень ничего хорошего ожидать не приходится, но невольно поражала самоуверенность и беспардонность. Никаких моральных границ!

Закон один для всех, и нарушитель неминуемо должен подвергнуться наказанию. Это безусловно справедливо, и спорить тут не о чем. Император был так возмущен, что решил прибегнуть к беспрецедентной мере: помимо прочих кар еще и снять с Кирилла Владимировича титул Великого князя. Мария Федоровна не была уверена, что это следует делать, хотя не сомневалась, что остальное: увольнение со службы, лишение мундира, лишение великокняжеского содержания и воспрещение появляться в России — меры вполне заслуженные.

Николаю II писала: «Свадьба Кирилла и его приезд в Петербург? Это такое глупое нахальство, еще небывалое. Как он смеет являться Тебе после этого акта, отлично зная, что его ожидает, и поставить Тебя в эту ужасную ситуацию. Это просто бесстыдно, и поведение тети Михень в этой истории просто необъяснимо… Что меня сердит больше всего, так это то, что они думают только о себе и по существу насмехаются над всеми принципами и законами, да это еще в такое тяжелое и опасное время, когда у тебя уже достаточно мучений и беспокойств и без этого».

Через два года сердце Императора смягчилось, он простил Кирилла Владимировича, а его жена получила титул Великой княгини Виктории Федоровны. Однако Вдовствующая Царица так и не приняла этой брачной партии.

Скандальная история с женитьбой Великого князя Кирилла Владимировича разворачивалась как раз в то время, когда многие устоявшиеся и, казалось бы, незыблемые представления, устои и порядки начинали колебаться. Той осенью 1905 года всё было поставлено на карту.

Когда Мария Федоровна отбывала в Копенгаген, то казалось, что самое страшное уже позади. Война с Японией завершилась, и С. Ю. Витте удалось в американском городе Портсмуте заключить вполне достойный для России мир. Стачки и беспорядки, бушевавшие с зимы и достигшие накала летом 1905 года, когда они распространились даже на флот и армию, начали потихоньку сходить на нет, и в конце лета, как представлялось, положение в стране стало стабилизироваться.

Вдруг в сентябре всё вспыхнуло с небывалой силой. Началась всеобщая политическая стачка, с каждым днем охватывавшая все новые группы населения, новые районы и отрасли. К середине октября в стране наступил почти полный паралич. Не работали фабрики и заводы, железные дороги, почта, телеграф. Кругом происходили собрания и шествия с антиправительственными лозунгами. Появились новые понятия: митинг, манифестация, прокламация. Страшное слово «революция» повторяли все.

Старая Царица была в отчаянии. Она почти не имела регулярных надежных известий из России, узнавая новости главным образом из европейских газет, на которые набрасывалась с жадностью каждое утро. В то время как она сидит в Копенгагене, во дворце Амалиенборг, в ее России происходит немыслимое!

Всё погрузилось в анархию и хаос, все недовольны, а самое ужасное, что почти вся Империя охвачена разгулом насилия. Где полиция, где должностные лица? Почему они не встанут на защиту порядка и спокойствия? Конечно, реформы нужны, и сам Ники это прекрасно знает. Но нельзя же проводить реформы во время смуты, невозможно заниматься этим в то время, когда льется кровь.

Мария Федоровна хорошо помнила неуютные времена последних лет царствования Александра II, когда тоже бушевало насилие. Но в то время рядом был Саша, тогда все удалось успокоить. А что будет теперь, когда угроза во много раз страшнее? Сердце болело за Ники, за Россию.

Боль усугублялась тем, что многие европейские газеты поддерживали бунтовщиков. Как европейцы далеки от понимания ситуации в России! Ведь то, что хорошо в Дании, Франции или Англии, не может быть принято в России. Там особые условия, всё устроено иначе, и народ, добрый и бесхитростный, еще достаточно неискушен, чтобы воспринять нормы, установившиеся в Европе. Об этом часто говорил покойный супруг, и Мария Федоровна не могла с ним не согласиться. Она и сама многое видела и знала ситуацию не с чужих слов.