Мария Башкирцева. Дневник

Я должна была бы захлебываться от радости. Этот превосходный друг просил меня подписать полномочие для Шарля Бода, гравера, интимного друга его брата.

Этот Бод имеет фотографию с моей картины для «Monde Illustre»; это хорошо.

Он мне сказал также, что Фриан (у которого есть талант) пришел в восторг от моей картины.

Люди, которых я не знаю, говорят обо мне, интересуются мной, судят меня. Какое счастье!!! Просто не верится этому, хотя перед этим я так желала и ждала этого!

Я хорошо сделала, подождав давать полномочие на снятие фотографии с моей картины. У меня просили этого письменно, не знаю кто, еще третьего дня. Мне приятнее позволить это Боду, тому, кого Бастьен зовет Шарло и кому он пишет письма по восьми страниц.

Сошла в гостиную мамы принять поздравления от всех этих дураков, которые думают, что я занимаюсь живописью, как принято в свете, и которые расточают те же комплименты Алисе и другим дурочкам.

Так-то!

Мне кажется, мой успех всех живее чувствует Розалия. Она с ума сходит от радости, говорит со мной, как старая кормилица, и рассказывает подробности направо и налево. Для нее нечто совершилось, произошло важное событие.

Эдуард Мане. Железная дорога. 1873

4 мая

С понедельника я ничего не делаю. В течение целых часов я сижу сложа руки. Грезишь невесть о чем или же о любви. Гонкур говорит, что у женщин всегда есть какая-нибудь любовная страстишка – вблизи или вдали. Это иногда весьма справедливо.

5 мая

Умереть, это слово легко сказать, написать, но думать, верить, что скоро умрешь! А разве я верю этому? Нет, но я боюсь этого.

Ни к чему скрывать, у меня чахотка. Правое легкое сильно поражено, и левое начинает портиться понемногу, уже в продолжение целого года. Обе стороны задеты. При другом телосложении я была бы почти худа. Конечно, я полнее, чем большинство молодых девушек, но и не то, что было прежде. Одним словом, я заражена безвозвратно. Но, несчастное создание, заботься же о себе! Да, я забочусь, и притом основательно. Я прижгла себе грудь с обеих сторон, и мне нельзя будет декольтироваться в продолжение четырех месяцев. И мне придется время от времени повторять эти прижигания, чтобы быть в состоянии спать. О выздоровлении не может быть и речи. Все написанное имеет вид преувеличения; но нет, это только правда. Да и кроме мушек, столько есть разных разностей! Я все исполняю. Тресковый жир, мышьяк, козье молоко. Мне купили козу.

Я могу протянуть, но все-таки я погибший человек.

Я слишком много волновалась и мучилась. Я умираю вследствие этого, это логично, но ужасно. В жизни так много интересного! Одно чтение чего стоит! Мне принесли всего Золя, всего Ренана, несколько томов Тэна; мне лучше нравится «Революция» Тэна, чем Мишлэ; Мишлэ туманен и буржуазен, несмотря на его поклонение высокому.

А живопись!

6 мая

Литература заставляет меня терять голову. Я читаю Золя целиком. Это гигант.

Милые французы, вот еще один, которого вы не хотите понять!

7 мая

Получила от Дюссельдорфа просьбу отгравировать и отпечатать мою картину, а также и другие мои картины, если я найду это удобным. Забавно.

Со времени открытия Салона не было ни одного журнала, который бы не говорил о моей картине; да, но все-таки это еще не то! Сегодня утром Etincelle пишет статейку «Светские женщины-живописцы».

Это чудесно! Я следую тотчас же за Кларой, и обо мне столько же строк, как и о ней! Я Грёз, я блондинка с решительным лбом, как у существа, которое будет чем-нибудь, у меня глубокие глаза! Я очень элегантна, у меня талант, и я хороший реалист, вроде Бастьен-Лепажа. Так! Это еще не все, у меня притягательная улыбка и грация ребенка!!! И я не в восторге? Ну, так знайте же: нисколько!

8 мая

Я с ума схожу от желания писать. Могу ли я писать? А между тем меня словно толкает какая-то непобедимая сила. О, это уже с давних пор. Начиная с романа, начатого в 1875 году и до сих пор не оконченного… Да еще стихи, до того и после, все время… Теперь я дошла до той точки, когда все эти грезы и все схваченные на лету наблюдения хотят словно облечься в плоть. Порой кажется, что у тебя в голове готов сюжет для десятка книг. Не знаешь, с чего начать, и, когда принимаешься за осуществление этих грез, останавливаешься на десятой странице.

Я вам потому это рассказываю, что отмечаю здесь все свои отдельные настроения. У меня даже есть масса написанного, но я смеюсь над своими претензиями. Порядочная это была бы глупость – писать! Я борюсь с собой, отказываюсь, говорю себе нет, смеюсь над собой, ибо я слишком боюсь быть смешной в глазах других, а страсть эта непреодолима!

Это сладкое безумие, которое делает меня счастливой, перед которым я останавливаюсь взволнованная, возбужденная, словно я об этом серьезно задумываюсь. И может быть, я слишком серьезно об этом думаю, чтобы признаться в этом даже здесь. Но для этого не хватило бы жизни, в особенности моей.

Всего коснуться своей рукой и ничего не оставить после себя!