– Нисколько. Не каждого человека Бог метит. Многие поэтессы подражают Ахматовой, а я пишу от души.
– От души – и надо.
– Кстати, Ахматова не успокоилась, в другом своём стихотворении снова упомянула Оленьку.
– Желаешь прочесть?
– Желаю, – Татьяна вздёрнула подбородок и прикрыла глаза. – «О, как сердце моё тоскует! / Не смертного ль часа жду? / А та, что сейчас танцует, / Непременно будет в аду». А начало стихотворения такое: «Все мы бражники здесь, блудницы, / Как невесело вместе нам! / На стенах цветы и птицы / Томятся по облакам». – Это о нас.
Мария усмехнулась.
– К вам ходят только бражники и блудницы?
– «Ходят»?! – Татьяна резко повела рукой, отчего по воде понеслись круги. – Ты, Мара, употребила не тот глагол. В «Бродячей собаке» – живут! А всё, что находится выше нашего подвала – вечный сумрак.
– Поэтично сказала.
– Спасибо. И прошу прощения, мне просто необходимо передать тебе атмосферу «Бродячей собаки».
– Почему – необходимо?
– Это связано с целью моего приезда.
– Скажешь, наконец?
– Позже.
– Любишь ты загадки.
– Потерпи.
– Да я с удовольствием тебя слушаю. Волнуюсь только из-за Степана. Подумает: жена – потерялась.
– Что значит – потерялась? Ты не имеешь права задерживаться?
– Имею право, но лучше Степана предупредить.
Татьяна удивилась.
– Как?!
– Через банщицу. К нему отправят посыльного, и тот скажет, что мы с тобой в бане. Надеюсь, Стёпа тебя не забыл.
– Пусть только попробует!
– И вот о чём я подумала, вино кончается, не заказать ли ещё?
– Заказать! – лицо Татьяны выражало восторг.
– Или лучше коньяк?
– Мара – ты гений!
Татьяна зачерпнула ладонью воду и взметнула руку вверх. Полетели брызги на статую.
На столе появились рюмочки, графинчик с коньяком и вазочка с нежными плодами инжира.
Татьяна, сев в кресло, посмотрела на вазочку.
– Не знала, что инжир подходит к коньяку.
– Не ко всякому, – Мария взяла графинчик и стала наполнять рюмки. – Этот коньяк сочетается со вкусом инжира, у него букет ванильных тонов, и такой букет даёт Чингури, это сорт винограда.
– Мудрено! А как называется коньяк?
– «Очень старый».
– Правда, так и называется?
– Так и называется. Наш коньяк двенадцатилетней выдержки.
– Ого!
Мария поставила графинчик.
– Я тебе не рассказывала, мой отец был знаком с создателем грузинских коньяков Давидом Сараджишвили. Вот кого Бог отметил.
– Постой, ты сказала – Давид? Я знаю Вано Сараджишвили, нашего грузинского соловья.
– Вано знают все, Давида – мало кто. Он первым стал производить в России отечественные коньяки. А построить завод помог ему мой отец.
– Что ты говоришь?!
– Отец по долгу службы курировал различные российские общества, в том числе и общество плодоводства. Там он и познакомился с Давидом.
Татьяна подняла рюмку.
– Спешу попробовать коньяк.
Взяв инжир, подняла рюмку и Мария.
– Будем здоровы.
Выпила Татьяна, и, откусив инжир, выпила Мария. Татьяна поставила рюмку.
– Слушай, я не почувствовала крепости.
– В этом и ценность. А до головы, подожди, дойдёт.
– Ой-ой! – Татьяна взяла инжир, откусила. – Ты права, Мара, вкусы сочетаются.
Мария засмеялась.
– Не так. Сначала разжёвывается инжир и только потом отпивается коньяк. Во рту инжир пропитывается коньяком, и лишь после этого можно ощутить вкус в полной мере.
– Мара, тебя срочно нужно везти в «Бродячую собаку»!
– Я не пишу стихов.
– Твой коньячный спич – чистая поэзия.
– Оставь, – Мария снова взялась за графинчик. – Что ты там хотела рассказать про «Бродячую собаку»?
– Не рассказать, а обрисовать, я же в первую очередь художница.
– Обрисовывай, а я плесну себе ещё коньяка. Буду смаковать.
– Плесни и мне.
– Пожалуйста, – Мария наполнила рюмки.
Татьяна тотчас же выпила.
– Нет, честно, коньяк хороший, – поставив рюмку, она заговорила голосом сказительницы. – Наш подвал раньше был винным погребом. Погреб пустовал, поэтому его легко отдали поэтам. Спускаешься по ступеням, а их ровно четырнадцать, и видишь бронзовый барельеф собаки с колокольчиком на шее. Рядом красуется театральная маска, на которой лежит лапа собаки. Переступаешь порог и замираешь от росписи. В глаза бросаются фантастические цветы, которые тянутся по стенам и заканчиваются на потолке огромными завитками. Между цветами нарисованы женщины, дети, птицы. Все в причудливых позах. Необычен и цвет. Такое нарочито-яркое смешение красного и зелёного. Энергию добавляет кумачовый занавес на сцене, – Татьяна перевела дыхание. – У стен стоят диваны, у одной стены красуется камин, вылитый мефистофелевский очаг. Но главной достопримечательностью «Бродячей собаки» является люстра. Она сделана из деревянного обода, держится на четырех цепях и светит тринадцатью свечами-лампами. – Татьяна, запнувшись, виновато глянула на Марию. – Извини, увлеклась.
– Не извиняйся. Я, например, с удовольствием читаю описание интерьеров у Бальзака.