Мариелена

Для подобного рода мужских разговоров у них существовало удобное место — заброшенные мастерские на окраине города, куда никто не заглядывая. Туда и привезли Энди и, награждая на каждом шагу тумаками, загнали внутрь. Через минуту Роберто уже восседал на старом верстаке и с наслаждением разглядывал объект над которым предстояло поработать. Энди был уже подвешен за руки к потолку и истошно вопил:

— Я отдам, я все отдам, только не бейте меня! Прошу вас!

Эти крики звучали в ушах Роберто как музыка.

— Не сомневаюсь, что отдашь. Иначе ведь мы тебя прикончим, — ласково говорил он Энди. — Но не забывай, любезнейший, что за это время немалые проценты.

Энди готов был заплатить и проценты. Но Роберто этого было недостаточно. Никанор недаром с брезгливостью отмечал явные садистские намети этого бандюги. Роберто больше интересовал сам процесс выколачивания денег — ужас, унижения жертвы. В такие минуты он чувствовал себя властелином мира, повелителем судеб людских, Наполеоном.

— А ну, ребята, проучите его как следует, чтобы в другой раз неповадно было зажимать денежки, — приказал он, поудобнее усаживаясь на верстаке и приготовившись смотреть на экзекуцию — он больше любил наблюдать, чем исполнять обязанности палача.

Два громилы с готовностью заработали резиновыми дубинками — по груди, животу, спине Энди. Их нужно было не подгонять, а скорее сдерживать, чтобы они не переусердствовали. Энди уже задыхался от крика, но Роберто никак не мог остановить избиение. Глаза его сверкали, губы растянулись в глупую, жестокую улыбку.

Энди с трудом вошел в дом. Каждый шаг давался ему с болью, со стоном. Больше всего он боялся сейчас наткнуться на родителей. Но навстречу ему попалась только Мелисса.

— Что с тобой, Энди! — воскликнула она — Что с тобой сделали?

— Ты не представляешь, что мне пришлось переежить! — плаксивым голосом жаловался Энди. — Они связали меня и били резиновыми дубинками.

Он был похож на большого обиженного ребенка, впервые в жизни столкнувшегося с трудностями и жестокостью. Выглядел он ужасно — весь в синяках и пятнах крови, униженный и напуганный, Мелисса всегда считала, что терпеть не может брата, что они совершенно чужие. Но вдруг в ней проснулись сострадание и нежность. Она обняла Энди и помогла ему дойти до комнаты. На ее вопроск кто так жестоко избил его, брат отвечал как-то неопределенно:

— Видишь ли, у меня большие трудности. Я много задолжал одним страшным людям. И теперь они грозятся убить меня.

— Я сейчас же звоню в полицию! — Мелисса решительно сняла телефонную трубку.

— Ты что, с ума сошла, какая полиция! — Энди испуганно вырвал у нее телефон.

Ах вот оно что, грустно показала головой Мелисса. Значит, Энди все-таки справедливо выгнали из колледжа, хотя он всячески и отпирался. Он запутался в этих грязных делах с наркотиками и уже пожинает первые плоды.

— Что же ты теперь будешь делать? Где найдешь деньги? — спрашивала Мелисса.

— Отстань! Выкручусь как-нибудь. Попрошу у отца, — со злостью отвечал Энди.

Он поплакался Мелиссе, насладился ее родственным сочувствием, получил советы и наставления, и теперь ему хотелось, чтобы сестра поскорее ушла. В мире существовало сейчас только одно средство, способное утешить его, отогнать страхи и черные мысли и даже сделать ненадолго счастливым. Это средство было заботливо спрятано им в носок, а носок засунут за телевизор. Ему нужно было во что бы то ни стало остаться одному. Мелисса мешала.

Хотя Энди и уверял своего друга Тато, что контролирует себя, принимает порошок только когда захочет и в любой момент может бросить, это было далеко не так. Одурманивать себя стало навязчивой потребностью, и Энди, слабый и избалованный, уже не в силах был бороться с собой. Ненси добилась своего.

Только за Мелиссой закрылась дверь, как Энди бросился к телевизору, руки у него дрожали от нетерпения: сейчас он все забудет, все проблемы, хотя бы на время. Он не поверил своим глазам — носка на старом месте не было. Наверное, по рассеянности положил в другое место или перепрятал. Он перерыл всю комнату, заглянул во все углы — и в отчаянии рухнул на кровать. Носок исчез. А у него еще были надежды оставить себе немного порошка, а остальное вернуть Ненси, чтобы уменьшить долг. Но главное — сейчас ему нестерпимо хотелось забыться.

Что случилось, кто мог взять носок, размышлял Энди. Ведь не выжил же он из ума, он сам положил его за телевизор. Сулейма, вдруг хлопнул он себя по лбу. Она убирала комнату! Больше некому. Энди вскочил с постели и заорал на весь дом:

— Сулейма! Сулейма!

— Что случилось, сеньор? — удивленная Сулейма показалась на пороге. — Почему вы так кричите?

Энди предстал перед ней взбудораженный, злой, от побоев на лице. Глаза его испытующе жестко буравили Сулейму. Энди начал подробный допрос: не брала ли она носок за телевизором? Девушка опустила глаза и изобразила полное неведение. Но эта деревенская простушка никогда не умела лгать. Энди пристально наблюдал за ее лицом. Он всегда был уверен, что видит ее насквозь, что она всего лишь игрушка в его руках.