Марья-царевна из Детской Областной

Одинокую фигуру, с трудом доковылявшую к корням Мирового древа приставник заметил не сразу. Сперва думал, что заплутал кто, но путник шагнул в тень, отбрасываемую переплетением темных веток, и замер, словно ожидая чего-то, не пытаясь присесть, отдохнуть…

Вызывать золотую цепь Баюн не стал — чай, не царь прибыл, много чести будет. Мягко спрыгнул на землю, шагнул к незванному гостю, поднял на него золотые глаза и удивленно мяукнул:

— Лекарь?! А тебя каким ветром сюда занесло?

— Дело есть, приставник, — криво усмехнулся седовласый.

Одежда его была перепачкана в пыли, на лице запеклись потеки крови.

— Дело? Уж не к Хранителю ли ты пришел? — любопытство всегда было слабостью Баюна.

— Нет, приставник, к тебе! — оскалил острые зубы Тугарин — и вытащил из-за пазухи слабо попискивающего котенка. — Веди в Явь, приставник. Иначе голову твоему отродью откручу!

Кот выгнулся дугой, зашипел:

— Да ты понимаешь, что ты творишь, лекарь?! Отпусти ребенка!

— В Явь отведешь, выпущу. Здесь мне все равно жизни нет.

— Надеешься, там будет?! Там кошек много, каждая тебе дорогу перебежать сможет.

— Это мы еще посмотрим, приставник. Это мы еще посмотрим!

* * *

Огненный Змей медленно вышел из царских хором, спустился по лестнице, присел на последнюю ступеньку, опершись спиною о балясину. Он понятия не имел, что делать, как дальше жить…

Сдернув с пояса калиту, мужчина высыпал на ладонь ее содержимое. Бездумно ковырнул пальцем свои находки. Несколько жемчужин, височные кольца, сережки, перстень…

— Что головушку повесил, советник? — прокаркал знакомый голос. — Али случилось что?

Огненный Змей вскинул глаза: перед ним стояла, опираясь на клюку, Ягица Кощеевна.

— Показалось тебе, Ягица Кощеевна, — буркнул он, потянувшись за кошельком. Негоже при царской родственнице глупостями всякими заниматься. — А тебя каким ветром сюда занесло?

Но старая ведьма оказалась проворнее. Наклонившись, она одним махом сгребла с ладони советника все его находки:

— Ну-ка дай-ка… Мне они нужнее будут! — и не дожидаясь ответа, высыпала все себе за пазуху. — Внука вот решила проведать. Да вижу, нет его здесь сейчас. А это держи! — старуха что-то кинула прямо в лицо Змею, тот заслонился рукою и на колени ему упал тяжелый перстень. Тот самый, что от Нияна получил. — Семейные реликвии, отцом в руки тебе переданные, негоже в домовинах хоронить!

— Я… — начал было мужчина, но Ягица Кощеевна вновь перебила его:

— Что "ты"? Что — "ты"? Сидишь тут как бирюк, волком только что не воешь.

— А что мне еще остается?! — огрызнулся Змей. — Повеситься, разве что?

Старуха заломила бровь:

— А договор кто исполнять будет?

У него уже даже не было сил на то, чтоб удивляться.

— Пусть ведогонь исполняет! Он прекрасно справится!

Ведьма мелко захихикала, затрясла головой:

— А царевой невесте улыбаться кто заместо твоего рода будет? Ты еще сыновей Соловья на это пристрой.

— А мне какое дело? — буркнул он. — У меня наследников нет. И уже не будет.

— Ой, не зарекайся, советник…

— Да кому я нужен, такой урод?! Мне триста двенадцать лет, хорошо, если пару столетий еще протяну, — прошипел он, коротким взмахом убирая колдовскую личину — левая половина лица застыла бурой маской.

— Да разве это возраст рассмеялась Ягица Кощеевна. — Ко мне костлявая вон, уже больше семидесяти веков не приходит, видать дорогу ко мне забыла. Да и не за лицо любят, советник, — рассмеялась Ягица. — Так что посмотри сам вокруг, авось какую девку и обнаружишь, а раны старые они ведь и заживают со временем, исцеляются — пусть бы даже трижды тебя Морена поцеловала…

И, не дожидаясь ответа, она направилась прочь, бросив через плечо:

— А грибатку сожги. Невеста хоть и плела, да негоже все по покойникам убиваться, тревожить их лишний раз!

Советник проводил ее тяжелым взглядом. Дождался пока старуха скроется за углом, подцепил пальцами скрытый под одеждой шерстяной жгут, украшенный вывязанными розетками — не знаешь, и не догадаешься, что он есть — и сжал его в кулаке.

Цветные нити осыпались пеплом…

* * *

Следующие полчаса показались Маше каким-то наваждением. Все запомнилось как в каком-то тумане: отчужденно и бессмысленно. Орлова автоматически потопталась перед дверью в квартиру, как-то отвлеченно вспомнила, что ключи остались в сумке, а сумка была в прошлый раз брошена дома. Постучалась в дверь соседке. Как-то отбрехалась по поводу старинного сарафана. Позвонила от нее, вызвала мастера, чтоб вскрыл дверь, поблагодарила соседку за помощь — и все это на полном автомате.

Расплатилась. Переступила порог квартиры. Позвонила маме по скайпу — "Привет. Да, у меня все в порядке. Да, ничего не случилось. Как папа? Что там интересного у него в военной части? Все по-старому? Хорошо, завтра позвоню". Отключила компьютер. Прошла на кухню. Села за стол…

И лишь после этого позволила себе разреветься в полный голос.

Маркиз запрыгнул на стол:

— Ну, и что ты плачешь?

— Хочу и плачу! — шмыгнула носом женщина.

— А конкретней? Влюбилась никак? В нашего царя — батюшку?

— Ни в кого я не влюбилась! — огрызнулась Маша. — Любви не существует! Это психическое заболевание!