Марья-царевна из Детской Областной

— Падаль! — прошипел Соловей, не отводя ненавидящего взгляда от предателя.

— Царь Ниян верен своему слову, — усмехнулся умрун. — Получищь все, что обещано…

Игла сверкнула в воздухе, упала на ладонь мертвецу…

Огненный Змей медленно сел, с трудом опираясь на руки.

Покойный царь бросил короткий взгляд поверх плеча Тугарина:

— Никак жив, советник? Ничего, это тоже ненадолго…

Змей шумно втянул воздух через зубы.

Даже если тебя съел Злодий, есть хотя бы два выхода.

А еще можно поперек горла стать.

— Умила…

Зазовка даже не пошевелилась.

— Милка… — окликнул он ее. Назвал так, как не называл долгих пять лет. Позвал, уже ни на что не надеясь. Но она вдруг вздрогнула, повела головой… Тьма в огромных глазах таяла, окрашивая радужку в привычный карий цвет. — Я люблю тебя, Милка…

И рванулся вперед всполохом, кашляющим искрами, чадящим черным дымом…

Огненный вихрь промчался мимо лекаря, чудом его не задев — тот в последний миг успел дернуться в сторону — пронзил умруна, уже на излете коснулся замершей зазовки… Мертвецы вспыхнули огромными факелами…

А на землю рухнуло почерневшее, иссохшееся тело в зеленом кафтане…

* * *

Перед самым рассветом — небо только-только начало задумываться, стоит ли ему розоветь — Маша заснула — иначе увиденное и не объяснить. Васенька куда-то в очередной раз задевался, в дальнем темном углу осыпались серебристые искры и из полумрака выступили двое: высокая женщина в странном двурогом головном уборе и белоснежном платье, шитом алыми узорами, а следом за ней — девочка лет десяти, которую Маша уже когда-то где-то видела, но где и когда, вспомнить не смогла.

Женщина подошла к Маше, положила на подоконник веретено с намотанной на него серебристой нитью и тихо, чуть слышно произнесла:

— О чем ты хочешь попросить?

Орлова вскинула удивленные глаза на странную гостью. Маша понятия не имела, кто перед ней, но слова вдруг сами прыгнули на язык:

— Пусть он вернется живым…

Наяву она бы это и не сказала — но сейчас ведь все снилось…

Гостья поморщилась:

— Кощей? Он и так бессмертен…

— У него глаза неживые…

Незнакомка удивленно заломила бровь:

— То есть ты хочешь, что он снова стал смертным?

— Нет! — охнула Маша. — Тут война постоянно! Просто… Он еще вчера был другим. Живым. А сейчас глаза, как у лягушки.

Гостья вздохнула:

— Ну что ж, можно и это исправить… Да только тот, кто знал, как — умер уже… Или, — взгляд ее вдруг скользнул поверх головы Маши, замер, словно она высматривала что-то там, вдали… — еще нет? Долги все оплачены, кровью смыты… Будь по-твоему…

И, повернувшись, она пошла прочь, растаяв в полумраке. Девочка шагнула, было за ней, но вдруг остановилась, оглянулась:

— Почему ты попросила у Макоши именно это? Ты ведь могла пожелать, что угодно!

Орлова вдруг поняла, где она видела ее: в храме! Это она вышла из-за занавеса!

— Например?

Девочка пожала плечами:

— Счастья. Удачи во всех делах. Ивана — царевича в мужья, наконец!

— Зачем мне ваш царевич? — досадливо откликнулась Маша. — Я уже себе дурака нашла!

Девочка хихикнула, отступила на шаг и растаяла в воздухе…

…Орлова вздрогнула, мотнула головой. Приснится же такое!

Женщина обвела взглядом комнату и охнула: на подоконнике лежало веретено с намотанной на него серебристой нитью… Через мгновение оно подернулось легким туманом и истаяло в воздухе.

* * *

И умрун, и зазовка сгорели почти мгновенно. Только стояли здесь — а уже через миг разлетелись пеплом, оседающим на губах горьким ядом.

Еще один удар сердца — и стена, поставленная покойным царем, рухнула, истаяла подобно той, что стояла раньше над Пучаем. Звон мечей и крики сражающихся ударили по ушам протяжным набатом.

Побледневший Тугарин отступил на шаг…

Кощей дернул уголком рта, склонился, поднимая с земли выпавшую из руки отца иглу. Вогнал ее в ворот ферязи — так же, как до этого и сам лекарь, а вслед за этим — взял с земли меч. Созданный Триглавом сломан, а значит, сотворенный Нияном будет не хуже.

Тугарин словно только этого и ждал: рванулся в сторону, коротко взмахнул рукою — бумажные крылья прилипли к спине, как влитые — и взмыл в воздух, уходя, пытаясь скрыться.

— Сними его, Соловей Одихмантьевич, — резко приказал царь.

Ловчий послушно сложил пальцы колечком, вскинул руки ко рту. Оглушительный свист догнал взлетевшего: вихрь ударил в спину, ломая крылья — огромная птица закувыркалась в воздухе, пытаясь выровняться и, не совладав с ветром, упала где-то за горизонтом.

— Закончим, напомни приказать о гонении следа, — сухо обронил Кощей и, не дожидаясь ответа, шагнул прочь от реки: еще оставались дела.

Из-за горизонта показались первые лучи солнца…

Победи пекельное войско в нынешней битве, уничтожь навьи полки — и уже назавтра мертвецы могли бы и днем по Нави ходить, но сейчас, после гибели их предводителя, солнечные лучи оставались опасными для посланников Нияна. Игоши и потерчата, кутыси и вишальники падали на землю, осыпались грудами костей…

Навь была спасена. Но какой ценой… Сколько дивьих людей пало в этой битве?..

И падет еще больше, если не будет стены между Навью и Пеклом…