Все сплелось в один комок, загнав мальчишку в сон, из которого он не мог выбраться. И не известно, сколько он еще проспит…
Можно, конечно, вновь в храм к Дреме сходить, попросить о помощи. Только откликнется ли бог? А уж коли своими заботами занят будет, так ребенок и вовсе может не проснуться…
Кощей резко встал.
Выход был. Противный, мерзкий, но выход.
— Разойдитесь, — коротко приказал он.
Челядь отступила на шаг. По побледневшему лицу Ахмыла было видно, что он понял, что задумал царь, но спорить ведогонь не стал…
У каждого свой путь.
И каждый из правителей Нави знает, что на его дороге добра нет, и Светлобог на него не призрит…
— К тебе царевна, это тоже относится. Отойди от него.
— Но… Как же… — Маша решила, что ее хотят убедить сдаться.
— Отойди, я сказал! — рявкнул мужчина, и Орлова испуганно отшатнулась — так исказилось его лицо…
Кто-то из слуг помог царевне встать, отступить на шаг.
Кощей вздохнул, собираясь с силами.
Обратного пути уже не будет. Никогда.
Можно еще отступить. Отказаться. Оставить все до утра. На зорьке съездить в Ночной храм. Дождаться ответа волхва…
А мальчик, пока бог решит обратить свой взор на Навь, может попросту умереть во сне.
Державное яблоко на ладони приятно согревало пальцы. Сейчас можно обойтись и без скипетра. Меч — третий символ власти… В этот момент он тоже не нужен.
Кощей глубоко вздохнул, собираясь с силами, решаясь… И словно в омут шагнул:
— Проклинаю. Проклинаю имя твое. Проклинаю сон твой. Пусть бессоние ходит рядом. Пусть в очи твои заглядывает. Пусть ночью и днем тебя преследует. Проклинаю…
Голос мужчины был едва слышен. Горек. Надломлен. Но Маша распознала каждое слово. И мурашки по коже поползли, хоть ветра и не было. И тьма заклубилась в дальних углах, выбросила хищные щупальца, скользнула по полу к скорчившемуся в позе зародыша мальчишки.
— Проклинаю. Слово мое крепкое, как Бел-Горюч Алатырь камень. Кто из моря всю воду выпьет, кто из поля всю траву высушит, и тому слово мое не превозмочь, слово мое не разбить. Проклинаю…
Держава обжигала пальцы.
Тьма окутала спящего ребенка, скрыла его с головой, словно в грязной воде утопив…
Маша испуганно пискнула, зажав рот обеими руками. Что ей делать в этой ситуации, женщина совершенно не представляла. Образование требовало нырять в это подобие жижи, вытаскивать пострадавшего и срочно откачивать, а стоявшие вокруг неподвижно люди как бы намекали, что все происходящее вполне обыденно.
Ну, или не слишком необычно.
— Проклинаю. И богам лишь право даю поперек меня слово сказать. Так было. Так есть. так будет.
Мрак с шипением отхлынул обратно, притаился в темных углах, остался там ночными мороками…
А мальчик на полу зашевелился, медленно сел, замотал головой:
— Что?.. Что случилось?..
Маша тут же рванулась к нему, опустилась на колени рядом:
— Ты как? Голова не кружится? Не тошнит?
Даже если это действительно чары-проклятья, простейшего сотрясения никто не отменял.
— Н-нет, — выдохнул ребенок.
Внезапно ставшее тяжелым державное яблоко выкатилось из рук царя, ведогонь торопливо подобрал его, положил на заготовленную подушку.
— Отведите мальчишку к родителям, — обронил Кощей. — Завтра пусть в Ночной Храм сходит, богам помолится, чтоб проклятье сняли.
Железная корона обручем сдавила голову.
Болело все. Было трудно дышать, а перед глазами клубился туман…
Царь приступил к своим обязанностям. Ступил на свою дорогу…
Мальчишка будет жить.
А на Кощее теперь первая метка… Черное дело он сделал…
И сколько таких дел еще будет, одним богам известно…
— Ахмыл, — резко бросил мужчина. — Пусть царевну проводят в ее покои. Нечего ей здесь больше делать.
Не смотря по сторонам, не обращая внимания, что там вокруг творится, царь шагнул к дверям, ведущим в опочивальню.
Спать. Сейчас — только спать. И остается надеяться, что второй раз за ночь зазовка не появится.
Огненный всполох влетел в открытое окно, и обратившись человеком, рухнул на пол, осыпавшись искрами. Некоторое время советник лежал без движения, лишь грудь ходуном ходила — воздуха мужчине не хватало.
Отдышавшись, Огненный Змей перекатился на бок, с трудом сел.
— Будь ты проклято, Нияново отродье, — помянул он недобрым словом умруна.
Мерзкая тварь. Знает, что живому трудно в Пекле находиться — и издевается еще, время тянет.
Личину советник сейчас даже не пытался удерживать. Тут хотя бы в чувства прийти. Небо уже сереть начинает, рассвет скоро. К царю на поклон идти надо будет.
И главное в ноги правителю не свалиться, а то вопросов слишком много будет.
Собравшись с силами, мужчина извлек из сундука вчерашнюю калиту. Бросил ее на стол, развязал кошель, полученный в Пекле.
На ладонь упала пара бронзовых височных колец. Простеньких, на три бусины. Только холодом от них теперь, в Нави, веяло таким, что пальцы инеем покрывались. Это в Пекле пламя внутри них заточено, а здесь, сейчас… Сила темная, нездешняя…
Змей потянулся за оставленной на столе калитой, ссыпал в нее все, взвесил на ладони… Оставалось всего одно украшение. Жемчуга — бурмитское зерно — собрано. Серьги — найдены. Кольца височные — возвращены. Перстень — вчера получил…