Мари

— Правда, правда! Пожалуй, только ты был тем, кто искренне хотел нам помочь. А ты чем думаешь заплатить хееру Квотермейну за спасение твоей жизни, ибо я уверена, что он это сделал? Ты не оставил никаких товаров, хотя всегда и хвастал своими богатствами, а они — эти богатства — сейчас лежат на дне реки, вот так же получится и с твоей любовью и службой…

Перейра пробормотал что-то о моем нежелании получить вознаграждение за обычный акт христианского милосердия.

— Да, он не хочет от тебя никакого вознаграждения, Эрнан Перейра, ибо Аллан один из людей верного сорта, но ты… ты все равно отплатишь ему самой плохой монетой, если только будешь иметь к этому подходящий случай. О! Я вышла сюда… чтобы сказать тебе, что я о тебе думаю. Ты — вонючий кот, ты слышишь это? Ты — тварь, которую ни одна собака не укусила бы, если бы даже могла сделать это! Ты также и предатель! Ты бросил нас в этой проклятой стране, где, говорил ты, твои родственники дадут нам богатство и землю, а когда на нас навалились голод и лихорадка, ты ускакал и оставил нас умирать, чтобы спасти свою грязную шкуру. А теперь ты возвратился сюда назад за помощью, спасенный тем, кого ты обманул в Гусином Ущелье, у которого пытался украсть его истинную любовь! О, майн Готт! Почему Всемогущий оставляет таких типов живыми, в то время как столько хороших и невинных людей лежат под землей из-за вонючих котов, подобных тебе?..

В такой же манере она продолжала свою речь, шагая огромными шагами рядом с быком и обливая Перейру неиссякаемыми оскорблениями, пока, наконец, он не заткнул уши большими пальцами и молча глядел на нее в безысходной ярости…

Вот так, наконец-то, мы и прибыли в лагерь, где, увидев наше приближение, собрались все буры. Они в общем-то не особенно склонны к юмору, но зрелище сидящего на быке Перейры и разъяренной дородной фру Принслоо, шагающей рядом с ним и орущей проклятья в его адрес, вызвало у них бурю смеха. Тогда, наконец, взорвался Перейра и стал ругаться еще забористей, чем фру Принслоо.

— Так вот как вы принимаете меня, вы… вельдские свиньи, грубые буры, недостойные общения с человеком такого положения, как мое? — начал он.

— Тогда, во имя Бога, почему же ты общаешься с нами, Эрнан Перейра? — мрачно спросил Мейер, выдвигая вперед свое лицо так, что его бородка, казалось, завернулась вверх от ярости. — Когда мы голодали, ты улизнул, забрав весь порох. Но теперь, когда мы опять сыты, благодаря этому маленькому англичанину, а ты голоден, ты возвратился. Да если бы я решал это дело, я дал бы тебе ружье и недельный рацион и отправил самого изворачиваться, как только ты захочешь.

— Не бойся, Ян Мейер! — крикнул Перейра. — Как только я стану достаточно крепким, я сам покину вас с вашим английским капитаном во главе, — и он с пренебрежительной миной ткнул пальцем в мою сторону, — я уйду, чтобы сказать нашим людям, что за подлый вы народ!

— Вот это хорошая новость, — оборвал его речь Принслоо, флегматичный старый бур, стоявший рядом, посасывая трубку. — Убирайся по-хорошему как можно скорее, Эрнан Перейра!

Вот в такой ситуации сюда подошел Анри Марэ, сопровождаемый Мари. Откуда он взялся, я не знаю, но думаю, что он держался где-то невдалеке с целью сориентироваться, каков будет прием Перейры.

— Помолчите, братья, — сказал он. — Так вот какой прием вы устроили моему племяннику, который прибыл от самих врат смерти, а вам следовало бы на коленях благодарить Бога за его спасение?

— Тогда валяйте сами на свои колени и сами благодарите Его, Анри Марэ, — пронзительно закричала неугомонная фру Принслоо. — Я приношу благодарение за возвращение Аллана, хотя скажу откровенно, что эти благодарения были бы теплее, если бы он бросил этого вонючего кота там, откуда привез его. Всемогущий! Анри Марэ, почему это вы делаете так много для этого португальского парня? Что он, заколдовал вас? Или это все потому, что он сын вашей сестры и вы хотите заставить Мари выйти за него замуж? А, быть может, он знает что-то плохое в вашей прошлой жизни и вы вынуждены дать ему взятку, чтобы он держал пасть закрытой?

Очевидно, это последнее неприятное предположение явилось удачной стрелой, пущенной из богатого колчана фру Принслоо. Многие люди совершили в своей юности такие деяния, о которых им не хотелось бы вспоминать на склоне лет. А Перейра мог узнать какую-нибудь семейную тайну от своей матери.