Mari_Rutkoski_-_Prestuplenie_pobeditelya

Джесс рассмеялась, и Кестрел обрадовалась успеху своей маленькой глупой лжи. Смех смягчил лицо Джесс, заполнил впалые щеки. Отвел внимание от темных кругов под карими глазами. С тех самых пор, как Джесс была отравлена в ночь Геранского восстания, она всегда выглядела нехорошо.

— У меня есть кое-что для тебя. — Джесс открыла свой дорожный сундучок и вынула из него бархатный сверток. — Подарок в честь помолвки. — Джесс стала его разворачивать. — Я сделала его для тебя.

В бархате лежало ожерелье из цветов, нанизанных на чёрную ленту. Большие раскрывшиеся лепестки, сделанные из отшлифованных кусочков янтарного стекла, и тонкие завитки стебельков. Несмотря на приглушенные цвета, благодаря своей форме цветки казались почти настоящими.

Джесс завязала ленту вокруг шеи Кестрел. Звякнув друг о друга, цветки заняли свое место на лифе ее платья.

— Оно прекрасно, — сказала Кестрел.

Джесс поправила ожерелье.

— Я понимаю, почему ты волнуешься.

Перезвон цветков стих. Кестрел поняла, что задерживает дыхание.

— Я не должна этого говорить. — Их глаза встретились. Джесс, не мигая, устремила на Кестрел тяжёлый взгляд. — Я ненавижу то, что ты выходишь замуж за члена императорской семьи. Ненавижу то, что прямо из этой комнаты ты пойдешь на бал в честь своей помолвки. Ты должна была стать моей сестрой! Ты должна была стать женой Ронана!

Кестрел не видела Ронана с ночи Первозимнего восстания. Она писала письма, которые сама же и сжигала.

Она отправила ему приглашение ко двору. Оно было проигнорировано. Он был сейчас в городе, по словам Джесс. Он связался с плохой компанией. Затем Джесс плотно сжала губы и не сказала больше ни слова. А Кестрел, которая любила Ронана так сильно, как только могла, не осмелилась спросить о нем.

Кестрел медленно произнесла:

— Я уже говорила тебе. Император предложил мне брак с его сыном. Я не могла отказаться.

— Не могла? Каждый знает, как ты обрушила на Геран гнев имперской армии. Ты могла бы попросить императора о чем угодно!

Кестрел молчала.

— Ты просто не хотела отказываться, — продолжала Джесс. — Ты никогда не делаешь того, чего делать не хочешь.

— Это политический брак. Ради блага империи.

— Почему же ты решила, что именно ты наиболее удачный выбор?

Кестрел никогда раньше не видела в глазах Джесс такую обиду. Она тихо сказала:

— Ронан в любом случае сейчас не захочет меня даже видеть.

— Верно. — Казалось, Джесс раскаялась в своих словах, а затем и в самом раскаянии. В ее голосе по-прежнему звучал камень. — Я рада, что его сегодня здесь не будет. Как мог император пригласить на бал геранцев?

— Только одного. Одного геранца.

— Это отвратительно.

— Они больше не рабы, Джесс, а свободные члены империи.

— Значит, мы награждаем убийц свободой? Эти повстанцы убивали валорианцев. Они убивали наших друзей. Я ненавижу императора за его указ.

Это были опасные слова.

— Джесс...

— Он не знает. Он не видел, на какие дикости способны рабы. А я видела. И ты. Этот так называемый губернатор держал тебя в качестве игрушки...

— Я не хочу об этом говорить.

Джесс опустила взгляд и нахмурилась. Она тихо сказала:

— Ты никогда об этом не говоришь.

* * *

Кестрел стояла рядом с Верексом за закрытыми дверями бального зала, слушая, как перекатываются волны голоса императора. Девушка не могла разобрать слов, но ощущала уверенный ритм. Император был умелым оратором.

Верекс стоял с опущенной головой, засунув руки в карманы. Он был одет в парадную военную форму: весь в черном, с золотой окантовкой, которая повторяла цветом блестящую горизонтальную линию на лбу Кестрел. Их украшенные драгоценными камнями кинжалы на поясе подходили друг к другу. Император наконец преподнес Кестрел обещанный кинжал, и тот действительно был прекрасен — усеян бриллиантами и заточен, как бритва. Но он был слишком тяжелым и оттягивал ремень на поясе.

Кестрел не могла дождаться, когда император закончит свою речь. Ее желудок поднимался и опадал вместе со звуками его голоса. Ногти Кестрел впились в ладони.

Верекс шаркнул ногой по полу.

Кестрел проигнорировала его и прикоснулась к стеклянному лепестку на своем ожерелье. Он казался таким хрупким.

Император замолчал. Двери распахнулись.

Все это напоминало видение: разодетая во всевозможные цвета толпа, жар, аплодисменты, фанфары.

А затем грохот музыки стих, потому что император снова начал говорить, а потом, должно быть, он замолчал, так как Кестрел успела услышать мгновение полной тишины, перед тем как Верекс поцеловал ее.

Его губы были сухими. Вежливыми.

Она знала, что это должно произойти — все было расписано заранее, — и постаралась в этот миг отстраниться от самой себя как можно дальше. Но ее разум не мог вечно находиться в спячке. Он приказал ей оставаться на месте, не убегать, потому что все было не так плохо: поцелуй был всего лишь пустой оболочкой, мазком на чистом листе бумаги. Однако Кестрел была полностью в сознании и узнала вкус своей лжи.

— Прости, — тихо сказал Верекс, отстранившись. А затем они первыми начали танцевать.