23 марта 1943 г. комиссия в составе: начальника Центрального Авиационного госпиталя ИАМ КА полковника м/с Миролюбова В. Г., начальника 4 отдела Института полковника м/с Собенникова И. К., начальника штаба 937 ИАП майора Анисимова и штурмана-летчика того же полка майора Абзианидзе рассматривала вопрос о допуске к летной работе в истребительной авиации лейтенанта Маресьева А. П., прошедшего испытательный полет на УТИ-4 13 марта 1943 г. в 937 ИАП с положительным результатом.
Комиссия считает возможным допустить лейтенанта Маресьева к вывозным тренировочным полетам по курсу боевой подготовки истребительной авиации 1943 г. по первому разделу. При наличии положительных результатов тренировочных полетов лейтенант Маресьев может быть допущен к летной работе в истребительной авиации ПВО страны.
Но и этот документ еще не стал пропуском Маресьеву в истребительную авиацию. Последнее слово было за флагманским врачом ВВС РККА генерал-майором медицинской службы Л. Г. Ратгаузом, на имя которого Собенников 24 марта направил рапорт. В нем председатель Врачебно-экспертной комиссии Института авиационной медицины написал, что «поскольку случай этот является единственным в экспертизной практике, считаю необходимым довести о нем до Вашего сведения. Командирую лично лейтенанта Маресьева, чтобы продемонстрировать, насколько хорошо он пользуется протезами». К рапорту был приложен приведенный выше акт.
Неизвестно, ездил ли Маресьев лично к генерал-майору медицинской службы Ратгаузу, но ответ за подписью его заместителя уже через два дня был дан: «Для решения вопроса о допуске лейтенанта Мересьева А. П. [так в документе. —
Так окончательно решилась судьба Маресьева на полеты в 14-м запасном истребительном авиационном полку (зиап). Этот полк, базировавшийся в окрестностях города Иванова, был такой же учебно-боевой воинской частью ВВС, что и 16-й запасной истребительный авиационный полк, находившийся под Куйбышевом, где Маресьев в октябре 1941 года переучивался на Як-1. Здесь также занимались обучением, подготовкой и переучиванием летного состава строевых частей, осуществляли подготовку маршевых полков и отдельных экипажей.
Разница состояла лишь в том, что в 14-м зиап переучивание шло еще и на истребителях иностранного производства, в частности на британских «Харрикейнах», американских «Киттихоках» и «Аэрокобрах». Их перегоняли с Аляски через Берингов пролив и всю Сибирь. Заокеанскую технику в рамках ленд-лиза поставляли США — союзник Советского Союза в войне с Германией. Облет «иностранцев» проходил на аэродроме Южный, а советские крылатые машины Ла-5, Як-7, Ил-4, Ут-2, другие типы самолетов летчики осваивали на аэродроме Северный.
На аэродром Северный и прибыл на попутном транспортнике Маресьев. На летном поле в тот момент оказалось много полкового люда — летчики, технический и обслуживающий состав чистили взлетную полосу от выпавшего накануне снега. Неожиданно их внимание привлек летчик с тростью в руках, с чемоданчиком, в брюках навыпуск, в ботинках и меховой куртке. Летчики, известно, народ веселый, острый на язык.
— А это что за пижон? — с удивлением, не без улыбки сказал летчик-инструктор капитан Михаил Каснерик, глядя на шагающего Маресьева. — И как ему не холодно в ботиночках…
— Ботиночки-то фасонистые, — включился в разговор еще кто-то из летчиков-инструкторов.
Никто из них тогда даже не подозревал, что к ним прибыл служить безногий летчик. Узнали они об этом, когда поближе познакомились с Маресьевым. Даже неловко как-то получилось. Однако прозвище «Пижон» за ним так и закрепилось.