Маоисты в Индии. Сборник переводов о движении наксалитов

Я спросила, что случилось с семерыми захваченными. «Областной комитет созвал джан-адалат (народный суд). На него пришли четыре тысячи человек. Они выслушали всю историю от начала до конца. Двоих ОП приговорили к смерти. Пятерых предупредили и отпустили. Всё решал народ. Так даже с осведомителями поступают — это ведь теперь большая проблема стала. Люди выслушивают дело, все рассказы и признания и говорят: „Iska hum risk nahin le sakte“ („Мы не готовы взять на себя риск и довериться этому человеку“) или „Iska risk hum lenge“ („Мы берём на себя риск довериться этому человеку“). Пресса всегда докладывает об убийстве осведомителей. Но никогда — о тех осведомителях, которых отпускают на волю. Поэтому все считают, что наш суд — это такая кровожадная процедура, под конец которой все обязательно погибают. А речь-то не идёт о мести — речь идет о выживании, о спасении будущих жизней… Конечно, проблемы есть, мы допускали ужасные ошибки, мы даже иногда убивали не тех людей из засады, думая, что это полицейские. Но всё было не так, как изображается в средствах массовой информации».

Эти грозные «народные суды». Как нам принять их? Или одобрить эту форму сурового правосудия?

С другой стороны — как быть со «столкновениями», фальшивыми и нет,— с этой худшей формой скорой расправы? Ведь за них полицейские и солдаты получают медали за отвагу, денежные вознаграждения и внеочередные продвижения по службе от индийского правительства. Чем больше они убивают — тем больше наград. «Храбрецы» — вот как их называют, этих «специалистов по столкновениям». «Враги нации» — так называют нас, тех, кто осмеливается поднимать этот вопрос. А как быть с Верховным судом, который бесстыдно заявил, что ему не хватает свидетельских показаний, чтобы вынести смертный приговор Мохаммеду Афзалю (обвинённому в декабре 2001 года за нападение на парламент), однако же вынес его, заметив, что «коллективная совесть общества будет лишь удовлетворена, если обидчик понесет наказание в виде смертной казни»?

По крайней мере, в случае Котрапальского джан-адалата, там физически присутствовал коллектив людей, который и выносил решение. Его не принимали судьи, которые давным-давно утратили связь с обычной жизнью, привыкнув говорить от лица абстрактного коллектива.

Что же, интересно, оставалось делать людям из Котрапала? Быть может, вызвать полицию?

Адиваси украшают себя к празднику

Подготовка к празднику

Празднование Бхумкала

У баннера с фотографиями погибших товарищей

Гул барабанов сделался очень громким. Пришло время Бхумкала. Мы идём на место празднования. Я с трудом верю своим глазам. Там море людей — очень диких на вид, красивых людей, одетых очень дико и красиво. Похоже, мужчины уделили своей внешности даже больше внимания, чем женщины. На них головные уборы с птичьими перьями, цветные татуировки на лице. У многих подрисованы глаза, выбелены и напудрены лица. Много людей из ополчения — девушки в сари самых ошеломительных расцветок, с ружьями, небрежно висящими на плечах. Тут и старики, и дети, и красные транспаранты, развевающиеся на фоне неба. Солнце высоко, стоит зной. Выступает товарищ Ленг. И несколько должностных лиц из разных джанатана-саркаров. Товарищ Нити, необыкновенная женщина, состоящая в партии с 1997 года, представляет такую угрозу нации, что в январе 2007 года 700 полицейских окружили деревню Иннар, прослышав, что она там находится. Товарищ Нити считается столь опасной, за ней охотятся с таким рвением не потому, что она устроила множество засад (хотя и это так), а потому что она — женщина-адиваси, которая пользуется любовью народа в деревнях и служит настоящим источником вдохновения для молодёжи. Она говорит, не снимая с плеча своего АК. (Это автомат с историей. Почти у каждого оружия — своя особая история: у кого он захвачен, как и кем.)

Труппа ЧНМ разыгрывает пьесу о восстании Бхумкал. Злые белые колонизаторы — в шляпах и с золотой соломой вместо волос — притесняют и жестоко избивают адиваси, от чего публика приходит в бесконечный восторг. Другая труппа, из южного Гангалаура, выступает с пьесой под названием «Нитир Джудум Пито» («История кровавой охоты»). Джоори переводит для меня. Это история про двух стариков, которые ищут деревню своей дочери. Они идут по лесу и плутают там, потому что всё выжжено и неузнаваемо. Салва-джудумовцы сожгли даже барабаны и музыкальные инструменты. Даже пепла не видно, потому что прошли дожди. Они не могут найти дочь. Опечаленные старики начинают петь, и, слушая их, голос их дочери отвечает им песней из руин: «Звуки нашей деревни заглушены,— поёт она.— Тут больше не дробят рис, не раздаётся смех у колодца. Не кричат птицы, не блеют козы. Туго натянутая струна счастья лопнула».