А IV съезд действительно прошел под руководством Войтинского. Гибкий Чэнь вновь вынужден был подчиниться и исправить «ошибки». Позиция «левых» была подвергнута резкой критике. Мало кто из двадцати делегатов, представлявших 994 члена партии, осмелился подать голос протеста. Тех же, кто выразил несогласие, сразу заклеймили как агентов «троцкизма»166, благо к тому времени борьба с Троцким стала входить в Коминтерне в моду. Отсутствовавший на съезде Мао в новый состав ЦИК не вошел. Зато туда избрали Цюй Цюбо, считавшегося «правой рукой» Бородина. Был Цюй включен и в узкое Центральное бюро ЦИК, куда кроме него вошли Чэнь Дусю, Чжан Готао, Цай Хэсэнь и Пэн Шучжи, бывший секретарь Московского отделения КПК, летом 1924 года вернувшийся из Москвы167. После съезда Пэн, пользовавшийся доверием Коминтерна (в Москве он был известен под псевдонимом Иван Петров), возглавил отдел пропаганды ЦИК. Цюй Цюбо же основал новый партийный орган — ежедневную газету «Жэсюэ жибао» («Горячая кровь»). Оба они изо всех сил старались пропагандировать курс Москвы.
Но Мао эти перемены уже мало касались: он наслаждался тишиной и покоем в кругу семьи. Конечно, его деятельная натура не позволяла ему расслабиться. Сидеть сложа руки он просто не мог. Ведь за много лет так привык быть организатором! Вначале, конечно, было нелегко преодолеть интеллигентское презрение к вечно копошащимся в земле соседям. Ведь много лет назад он порвал с деревней и долгие годы вспоминал о своих земляках как о «глупых и отвратительных мужиках»168. Марксизм учил его уважать городских рабочих — «освободителей человечества», а не нищих крестьян. Да и вообще, как мы знаем, работа среди земледельцев Мао не увлекала. «Пока мы не уверены, что имеем сильную ячейку в деревне, пока в течение длительного периода не проведем агитации, — говорил Мао во время I съезда Гоминьдана, — мы не можем решаться на радикальный шаг против более богатых землевладельцев. Вообще в Китае еще дифференциация не дошла до такого состояния, чтобы можно было бы начать такую борьбу». И еще: «Можем ли мы быть уверены, что сейчас можем выступать против землевладельцев и вообще тех элементов, которые имеют землю, но сами не обрабатывают ее. А наши тезисы [о наделении безземельных крестьян и арендаторов землей] пока еще не могут читаться в деревне теми, кто действительно работает, значит, если выступить с этим лозунгом, мы сразу получим оппозицию со стороны служилых элементов или торговцев, в то время как этот лозунг фактически не привлечет крестьянские массы»169.