Мао Цзэдун

Этот «правый» курс полностью разделял и Мао, в середине февраля возвратившийся в Шанхай из Кантона. 25 февраля 1924 года в обстановке всеобщего «головокружения от успехов» на территории французской концессии, недалеко от особняка Сунь Ятсена, в доме № 44 по улице Хуаньлунлу он и несколько других активистов Националистической партии учредили Шанхайское бюро ГМД. С французской полицией удалось договориться легко: местный полицейский инспектор, получив солидную взятку, даже обещал предуведомлять гоминьдановцев обо всех возможных акциях французских властей против них¹⁵¹. Помимо выполнения секретарских функций в аппарате компартии, Мао начал работать и в Шанхайском бюро ГМД. На первом же заседании его избрали секретарем оргсекции этого нового учреждения, а вскоре он стал исполнять обязанности и завсекцией делопроизводства. Несколько позже вошел он и в состав постоянного комитета бюро на правах кандидата¹⁵². Работы было хоть отбавляй, и Мао проявлял большую активность. В марте в качестве представителя ЦИК КПК он присутствовал на пленуме Центрального исполнительного комитета Социалистического союза молодежи, проходившем на территории международного сеттльмента. Здесь он познакомился с представителем Исполкома Коммунистического интернационала молодежи Далиным, который, вспоминая об этом впоследствии, писал, что Мао поразил его своим необузданным оптимизмом в отношении Гоминьдана. Не разделяя восторгов Мао Цзэдуна, представитель ИККИМ сразу же после пленума донес Войтинскому: «Ты услышишь здесь от секретаря ЦК Мао (не иначе как ставленник Маринга) такие вещи, что у тебя волосы дыбом встанут. Как, например, Гоминьдан есть и была пролетарской партией и должна быть признана Коминтерном как его секция. По крестьянскому вопросу — классовую линию нужно бросить, среди бедного крестьянства нечего делать, нужно связаться с помещиками и чиновниками (шэньши) и т. д. Этот тип был представителем партии в Союзе молодежи, и эту точку зрения он настойчиво, но, к счастью, безуспешно пытался проводить на пленуме Союза. Я послал письмо в ЦК партии с просьбой назначить нового представителя»¹⁵³.

Как мы понимаем, Далин зря возмущался: в то время почти все в руководстве КПК под влиянием Бородина придерживались примерно таких же представлений. Неизвестно, правда, считали ли другие вожди партии возможным принятие Гоминьдана в Коминтерн, но во всем остальном Мао не был оригинален. В феврале 1924 года ЦИК КПК даже одобрил специальную «Резолюцию по национальному движению», признавшую главной задачей членов компартии расширение организации и исправление «политических заблуждений» Гоминьдана, а также укрепление его массовой базы путем вовлечения в него рабочих, крестьян и представителей городских средних слоев. Сама же КПК должна была перейти на нелегальное положение в Гоминьдане с тем, чтобы тайно подготовить захват руководства в нем.

Тут уж сам Исполком Коминтерна должен был отреагировать на этот «уклон» резко отрицательно, приложив усилия к его выправлению. По заданию Коминтерна в апреле 1924 года в Китай выехал Войтинский, который разъяснил руководителям КПК, что работа внутри Гоминьдана «не есть цель, а средство» укрепления компартии и подготовки ее к дальнейшей борьбе за власть в стране вне Гоминьдана и против него¹⁵⁴. Майский (1924 г.) расширенный пленум ЦИК КПК, подготовленный Войтинским и проходивший при его непосредственном участии, дезавуировал февральскую резолюцию ЦИК¹⁵⁵.