Мао Цзэдун

Переданная Пекинским радио весть потрясла страну. Души людей заполнили тяжелые предчувствия, не скорбь. Никаких эмоций, выплеснувшихся наружу в дни прощания с Чжоу Эньлаем. Смерть титана не вызывала ощущения потери.

Но история нечасто прячет все узлы своей тонкой вышивки вовнутрь. Кое-что Мао так и не успел довести до конца.

В ночь на среду 6 октября, ровно через четыре недели после смерти Председателя, Хуа Гофэн пригласил Ван Хунвэня, Чжан Чуньцяо и Яо Вэньюаня на заседание Политбюро.

Первым появился Ван Хунвэнь. Ступив в зал здания Всекитайского собрания народных представителей, он увидел за столом Хуа Гофэна и Е Цзяньина. В этот момент из-за широкого занавеса к вошедшему приблизились подчиненные Ван Дунсина и под руки подвели его к столу. Хуа зачитал краткий текст: «В бессмысленной попытке подчинить себе партию и захватить власть… вы явились одним из организаторов антипартийного и антисоциалистического заговора, совершив тем самым тяжкое преступление. Центр постановил, что до завершения детального расследования вы будете находиться под стражей».

Та же процедура ожидала Чжан Чуньцяо и Яо Вэньюаня. Часом позже в Чжуннаньхас арестовали Цзян Цин. Впоследствии ходили слухи о том, что, когда «императрицу» вели к двери, один из прислуживавших по дому мужчин плюнул ей в лицо.

Никто из четверых не пытался оказать сопротивления. Аресты не вызвали никаких беспорядков. Через месяц после ухода Мао великий эксперимент был завершен.

Ощущение чего-то подобного Председатель испытывал в начале 60-х годов, когда у него появились первые сомнения в преданности Лю Шаоци. Однако в то время Мао еще был полон уверенности: несмотря на любые препоны, триумф дела коммунизма неизбежен. «Если поколение наших детей пойдет за ревизионистами, — сказал он Центральному Комитету, — и, сохраняя видимость социализма, начнет строить капитализм, то тогда наши внуки поднимутся, чтобы свергнуть своих отцов. В противном случае массы их не простят». Через четыре года, летом 1966 года, Мао был уже не столь оптимистичен. Если к власти после его смерти придут «правые», писал Председатель, то «скорее всего» их режим окажется недолговечным: «Прикрываясь моими словами, «праваки» смогут на какое-то время подчинить себе общество, но «леваки» при помощи того же оружия свергнут их». В последние годы жизни и эта вера покинула Мао.

В чем-то провидческий дар Председателя был непостижимым. В течение двух лет после его смерти в стране велась настоящая «война слов», в ходе которой сторонники Хуа Гофэна и Ван Дунсина использовали труды Мао в борьбе с попытками жертв «культурной революции» объявить себя единственными законными хозяевами идеологического наследия вождя. Дэн Сяопин, реабилитацию которого Хуа все откладывал, но так и не смог предотвратить, и в самом деле сумел, сохранив «видимость социализма», построить, по сути, настоящий капитализм. Здесь Председатель не ошибся: Дэн был и остался «каппутистом». Придя к власти, он тут же начал по кирпичику разбирать выстроенную Мао систему, заменяя ее «диктатурой буржуазии». В недрах Коммунистической партии исподволь складывался класс цепких предпринимателей, заставивший-таки страну «сменить политическую окраску».

Единственный «промах» Мао допустил в оценке реакции масс. Вместо того чтобы восстать против возрождающегося капитализма, подавляющее большинство населения страны с нескрываемым облегчением восприняло провозглашенную Дэном новую политику.

Если отбросить в сторону уничижительный жаргон, то «капиталистический путь» означал для Китая главенство процветания над идеологией. Благодаря ему взрывной толчок получило экономическое развитие. В стране возникла элита профессионалов и бизнесменов, чьи устремления и образ жизни — начиная от сотовых телефонов и кончая «порше» — стали почти неотличимы от мотивов, которыми руководствуются жители Гонконга, Сингапура и Тайваня. Вновь появляющиеся состояния свидетельствовали не только об имущественном неравенстве, но и о богатстве возможностей. Естественно, что на столь благодатной ниве не могли не расцвести коррупция и преступность, немыслимо высокими темпами выросло количество наркоманов и больных СПИДом. За поразительно короткий промежуток времени в Китае появились те же пороки, но и те же достоинства, что и, пожалуй, в любой другой стране мира.

Дэн Сяопин мог отдать приказ о расправе с вышедшими весной 1989 года на Тяньаньмэнь студентами — приказ, который вдребезги разбил иллюзии западных либералов, — однако сами китайцы, имевшие возможность сравнить его правление с бездумным террором предыдущих десятилетий, нисколько не сомневались в том, что для них предпочтительнее.