Будучи редким гостем на заседаниях Политбюро, Линь Бяо не участвовал в принятии и этого решения. Пятью неделями позже, 11 апреля, он направил Мао записку, в которой настоятельно предлагал пересмотреть его и вновь закрепить первый пост за собой. Поступить иначе, говорил Линь, будет означать «пойти вразрез с веками складывавшейся психологией масс». Другими словами, являющийся живым воплощением достижений революции, Председатель должен быть облачен в почетную тогу высших государственных полномочий. Через день Мао ответил отказом. «Проделать это во второй раз я не смогу, — заявил он членам Политбюро. — Предложение Линь Бяо неприемлемо». Чуть позже Мао еще раз подчеркнул, что пост главы государства его не интересует.
И все же Председатель был заинтригован.
Поступок Линя совершенно не вписывался в его характер. Преемника всегда отличала удивительная пассивность. «Не спеши, не лезь на рожон, жди», — увещевал он своего друга Тао Чжу, пришедшего незадолго до своей отставки к нему за советом. Предельно осторожный, Линь поставил себе за правило: никаких конструктивных предложений. К чему лишняя ответственность? «В каждый конкретный момент, по каждому важнейшему вопросу курс всегда указывает Председатель, — сказал он на 9-м съезде КПК. — Нам остается только следовать за ним».
Политическую интуицию Мао беспокоили и другие обстоятельства. После того как Линь Бяо был официально объявлен его преемником, сдержанные маршалы НОА почувствовали себя куда более уверенно и «исполнились осознанием собственной значимости», как заметил один из личных секретарей Председателя. «Они и ветры пускают с таким видом, будто подписывают императорский эдикт!» — гневно бросил Мао в узком кругу. В поездке по провинциям он был поражен, обнаружив, что повсюду его окружают военные. «Для чего нам столько солдат?» — недовольно бурчал Председатель. Ответ он, конечно, знал, ведь армия наводила порядок в стране по его личному указанию. Но в восторг его это не приводило.
Загадочными представлялись Мао и отношения Линь Бяо с Чэнь Бода — четвертым по рангу лицом в руководстве страны. Накануне 9-го съезда все бразды правления «группой по делам культурной революции» Чэнь передал Линю и его супруге Е Цюнь. Такое духовное родство вызывало в Председателе интуитивное недоверие.
Однако внешне оно никак не проявлялось. Вместо того чтобы отдать соответствующее указание, которое положило бы конец всяким спекуляциям, Председатель шел на поводу у своих сомнений. Это было его излюбленной манерой: поставить коллег в двусмысленное положение и наблюдать со стороны, как они будут из него выходить.
Линь продолжал упорствовать. В мае по его настоянию вопрос о верховном руководителе подняли еще раз, а через полтора месяца последовала новая попытка. Мао опять ответил отказом.
К этому времени проблема стала предметом ожесточенных споров между двумя группировками в Политбюро. В августе события приняли уже совсем неожиданный поворот. При поддержке Чэнь Бода У Фасянь предложил внести в конституцию пункт, где будет записано, что «труды товарища Мао Цзэдуна послужили делу творческого, гениального и всестороннего развития марксизма-ленинизма». Годом ранее Мао вычеркнул эти слова из проекта нового устава партии. Но сейчас У Фасянь заявил, что было бы несправедливо, злоупотребляя всем известной скромностью Председателя, принизить его гигантский вклад в теорию «вечно живого учения». Этот довод вынудил первоначально возражавших Кан Шэна и Чжан Чуньцяо сдаться, и на следующий день предложение прошло.
Мао держал свои соображения в секрете. Культ личности сыграл неоценимую роль в деле избавления страны от злокозненного Лю Шаоци, но какая от него польза теперь, после ухода недруга в мир иной? Для чего он Линь Бяо? В стремлении министра обороны подчеркнуть «гений» вождя, возвести его в титул главы государства вечно сомневающийся разум Мао увидел попытку вытеснить его наверх.
Определенные основания для подобного предположения имелись. С падением Лю Шаоци от плана сделать Мао Почетным Председателем партии пришлось отказаться. Идея превратить престарелого кукловода в символ китайской государственности не могла не притягивать Линь Бяо.
Заявить об этом прямо министр обороны не мог: зная Мао, он отдавал себе отчет в том, что такое предложение будет неизбежно предано анафеме. Однако неоднозначность поведения Председателя оставляла ему надежду: в конце концов вождь согласится. Чжоу Эньлай на практике неоднократно доказывал, что временами не стоит понимать слова Мао буквально, а действовать согласно велениям внутреннего голоса.
Преемнику не удалось понять одного: опыт ухода на «второй план» оказался для Председателя столь болезненным, что даже намек на его повторение был для Мао невыносим.
Заблуждение привело Линь Бяо к трагическому финалу.
23 августа 1970 года министр обороны сделал доклад на пленуме ЦК, который собрался в Лушани — там же, где одиннадцатью годами ранее закатилась звезда его предшественника Пэн Дэхуая.