Манускрипт дьявола

– Неинтересно? – недоверчиво переспросил Арефьев. – Как же так?

– А вот так. Я, думаешь, все это, – Онищев обвел рукой комнату, – откуда взял? По людям ходил, разговаривал, объяснял, что хочу для истории сохранить. Ну, кое-что само нашлось – то седло, например, в одном заброшенном доме на единственной уцелевшей стене висело – видать, для красоты: лошадей-то не было. Сохранилось оно прекрасно, я на него не нарадуюсь. Или вон сундучок – я его из полуразрушенного погреба вытащил, меня самого там чуть не засыпало. Открываю – а внутри мыши гнездо свили, все кишит ими. Но одному искать мне не в удовольствие! Вот Елену Федоровну из пятого дома убедить, чтобы пожертвовала в наш музей сумку охотничью, с которой еще ее прапрадед по лесам ходил, – это дело! Так ведь она ж не убеждается! Я к ней и с одной стороны, и с другой, и так, и эдак, и уговорами, и комплиментами – а она ни в какую. Веришь – едва не женился на упрямой козе! А ведь ей восьмой десяток пошел.

Максим рассмеялся.

– Так что клады искать – это к молодежи, – закончил старик. – Вроде тебя. Только ведь нету у нас здесь молодежи, откуда ей взяться? Так и живем…

«Так и живем… – повторял про себя Арефьев, бродя с металлоискателем по окрестным полям, – так и живем. Хорошо, а как же раньше здесь жили?»

Время от времени прибор отзывался писком в ушах, но Максим не останавливался – мелкие монетки, затерявшиеся в земле, его не интересовали. А других сигналов верная машинка не подавала. Под равномерное гудение Арефьев пытался представить, как это было: молодая темноволосая женщина сгребает свои украшения в сумку, бежит в конюшню, вскакивает на коня и мчится, пришпоривая его, охваченная страхом. Конь несется быстро, слишком быстро, вылетает на обрыв – и она катится вниз, падает в воду.

Как ни крути, выходило, что сумка выпала во время неудавшегося побега.

«Но тогда ее бы нашли!» – возразил самому себе Максим.

«А если она она провалилась куда-нибудь под корни дерева? В яму? В барсучью нору? Завалялась в таких зарослях, куда сроду никто не забирался?»

«Лес не такой уж большой, – спорил Максим, – и ради драгоценностей его перерыли от края до края. Все барсучьи норы наверняка изучили, заросли рассмотрели по кустику, ямы исследовали».

«Но других-то версий нет!»

С этим Максим спорить не мог. У него имелась еще одна версия: ожерелье Ольги все-таки было найдено и незаметно увезено из Шаболино, – но рассматривать ее всерьез ему не хотелось.

– Но что же она сделала с сумкой? Что?!

Он наведался на то место, где стояла усадьба, и нашел остатки поместья самого Шаболина. Если бы не карта, Макс никогда не догадался бы, что груда кирпичей – это все, что сохранилось от огромного дома.

От усадьбы же и вовсе ничего не осталось. Стоя на поляне, золотившейся под солнцем головками одуванчиков, Макс подумал, что выражение «разобрали по бревнышку» не такое уж фигуральное.

– Нету здесь ничего, – сказал он себе. – Не там ищу. Следующие дни прошли в прочесывании полей и леса.

Неторопливо, методично Арефьев обходил окрестности по одному ему известному плану. По вечерам он навещал старика Онищева, и они долго говорили, строя предположения и восстанавливая историю побега Ольги. Но разговоры оставались лишь разговорами.

До тех пор, пока однажды вечером, уже собираясь прощаться с Николаем Ефимовичем, Максим не заметил на полке бусы из бисера – простенькие, синие с красным. Он протянул руку, и бусы скользнули в ладонь.

– Между прочим, ценная вещица, – похвастался старик, увидев, что заинтересовало его гостя. – Не в том смысле, что дорогая… Но эти ниточки, говорят, носила сама Ольга.

– Бисер-то? – усомнился Максим. – После изумрудов?

– А почему бы и нет? Штуковина незамысловатая, но милая. Не все же по лесу в драгоценных камнях шастать.

Арефьев поиграл бусами – они были легкие, почти невесомые – и положил на место. Но, выйдя из дома Онищева, вдруг проникся уверенностью, что знает, куда скакала Ольга.

«Не в город она бежала. Догонять Шаболина».

Куда бы ни отправился купец со своей семьей, Ольге было известно, где его искать. Значит, ей предстояла длинная дорога верхом, одной, хоронясь от каждого встречного…

Арефьев пытался представить, что он бы сделал на ее месте, но у него не получалось. «Я бы спрятал ожерелье и все украшения в конюшне. Но их там не было. Она увезла их с собой…»

На следующий вечер, едва только он зашел к Онищеву, ноги сами понесли его к полке с бусами, и Максим бережно выудил из кучи других те самые, красно-синие, из мелких бусинок. Он ни о чем не думал – просто стоял и рассматривал простенькое украшение, сожалея, что нет рядом Тошки. Вот у кого был дар общаться с предметами! Арефьев не придавал никакого значения своим мыслям, но откуда-то взялось у него в голове четкое понимание, что бусы сплела для хозяйки горничная – та самая, которая одна уцелела из всех слуг.