Манускрипт дьявола

Стенки сруба заросли темно-зеленым, почти черным мхом – пористым, похожим на губку. Спускаясь, Максим постоянно задевал его, и на руках оставались склизкие следы. Квадратик неба над его головой все уменьшался, и вскоре Арефьеву пришлось сделать фонарь ярче – его света уже не хватало. Мох на стенах колодца сменился илом, сильнее запахло водой с привкусом железа, и Максим, взглянув себе под ноги, увидел, что добрался почти до самого низа. Хвост веревочной лестницы сворачивался на дне, где уже набралась темная блестящая вода.

А посреди этой воды возвышалась куча грязи. Так Максу показалось вначале. Вися на покачивающейся лестнице, он ткнул саперной лопаткой в эту кучу, и в ответ послышался приглушенный стук. Перед ним был мешок, глубоко ушедший в собравшийся на дне ил.

Когда Максим, кряхтя, выбрался из колодца, щурясь от слепящего солнца, и сбросил на землю мешок, то сам свалился рядом с ним, тяжело дыша. Груз, с которым он карабкался наверх добрую четверть часа, не был особенно тяжелым, но лезть оказалось очень неудобно. Мешок тянул его вниз, лестница раскачивалась, Максим весь перепачкался в иле с грязью, и руки у него скользили.

«Надеюсь, там, внутри, не самовар… – подумал он. – Обидно было бы проделать все это ради очень большого чайника».

Отдохнув, Максим расстелил возле машины брезент, перетащил на него мешок, достал нож и начал осторожно прорезать дыру. Мокрая плотная ткань резалась легко. Распоров мешок, Арефьев увидел внутри толстые прямоугольники из промасленной бумаги, которые сразу, не медля, стал разворачивать один за другим.

Когда он закончил, перед ним на брезенте лежали четыре почерневших подноса, на которых угадывалась вязь, и две иконы, покрытые слоем то ли жира, то ли воска, так что и рисунка под ним было не разобрать. Но оклад – Максим увидел сразу – был богатый, тяжелый, с выпуклыми камешками, усеивавшими широкую раму, словно зернышки.

Ему вспомнилась Тошка – как она крутит из веревочек крошечных кукол и приговаривает при этом свои смешные заклинания. Макс встал и сделал то, чего не делал никогда прежде – поклонился колодцу.

– За иконы не беспокойся, – обратился он неизвестно к кому. – В церковь их отнесу.

Шевеление справа привлекло его внимание, и Арефьев обернулся. Возле ограды стоял хозяин дома, к которому он заходил за свечой, и на лице его было написано все, что он думает о человеке, разговаривающем с колодцем и бьющем ему поклоны.

Тот поход запомнился ярче остальных, потому что клад нашелся благодаря чистейшей удаче – у Максима не было никаких свидетельств того, что в колодце что-то спрятано. Но теперь подобные вылазки остались в прошлом. Все последние его экспедиции начинались с библиотеки. Он выискивал упоминания о кладах, перерывал архивы, чтобы найти подтверждение или опровержение, внимательно изучал историю кладоискательства в выбранном месте – пару раз случалось так, что клад действительно существовал, но его находили до Максима.

Когда Арефьев наткнулся на переписку сестер, его словно что-то толкнуло. Он внимательно пересмотрел все письма, собранные в мемуарах одной из их наследниц, и пришел к выводу, что перед ним редкий, почти невероятный случай – сведения о настоящем кладе большой ценности, который толком-то никто и не искал. Погромщиков можно было не брать в расчет, а после разрушения поместья людям стало не до того, чтобы думать о чужом пропавшем ожерелье – выжить бы самим…

Топографические карты – вот что было совершенно необходимо, и Максим потратил много сил, пытаясь разыскать дореволюционную карту Шаболина и окрестностей. В конце концов он нашел требуемое и скрупулезно совместил три карты: дореволюционную, довоенную и современную. Не меньше двух недель ушло у него на то, чтобы точно восстановить – где находилось поместье купца, где была усадьба его любовницы, что осталось на месте распаханных деревушек… Когда начисто перерисованный план местности лежал перед ним, Арефьев ощутил законную гордость – теперь можно было приступать к следующему этапу.

Он называл его «разговорчики». В любом селе есть свои истории о том, как кто-то когда-то прятал в землю немыслимые ценности. Максим слушал рассказы о захоронениях атаманов, о старых ведьмах, закапывавших золото за банями и шептавших над ним заговоры, о тихих деревенских богатеях, делавших тайники в садах…

Девяносто процентов всех легенд были выдумкой. Но в случае с купцом Шаболиным Арефьев точно знал, что история правдива.

И, как назло, оказалось, что никого в деревне не интересует, что случилось с жившими здесь прежде людьми. Даже деревенские старушки, обычно оказывавшиеся кладезью информации – пусть и не всегда верной, – пожимали плечами в ответ на его расспросы. Удрученный Максим уже собирался приступать к поискам без всяких подсказок, как вдруг ему крупно повезло.

– Ты чего по нашим бабкам шастаешь? – грубовато спросил его один из жителей. – Тебе к Онищеву надо. Он такой же, как ты, до древности сильно любопытный.

– Что за Онищев? – насторожился Макс. – И как его найти?