Манускрипт

– Ладно, – тяжело вздохнул после паузы полковник, – что сделано, то сделано. Кабы мы знали, что Коля и товарищ Сорокин так ловко разберутся с охраной у церкви, то и не стали бы устраивать отвлекающий манёвр. Сейчас отдыхайте, а насчёт тела Родионова попробуем выяснить, куда его немцы дели. Нужно похоронить бойца с соответствующими почестями.

Когда Медведев направился в свою палатку, я пристроился рядом и задал ему интересовавший меня вопрос:

– Дмитрий Николаевич!

– Что, товарищ Сорокин?

– Хотел спросить, куда Кузнецов пропал? Он же вроде должен был принимать участие в этой операции…

– А он и принимал, но как именно, этого вам знать не положено. У товарища Кузнецова своя задача, он обязан отчитываться только мне.

– А не боитесь, что немцы кинутся лес прочёсывать?

– Думали об этом, поэтому наши люди от моста отходили в другую сторону, петляли, чтобы запутать возможных преследователей. А уж соваться в болота… Конечно, немцы могут найти проводника из местных и прочесать все окрестные леса. Но могут сначала дождаться приезда Коха, а он, по сведениям, добытым товарищем Кузнецовым, появится в Ровно не раньше сегодняшнего обеда. Наверное, всё равно придётся сниматься с насиженного места, менять дислокацию, но, пока вас не отправим, сделать этого не получится.

Будем надеяться, немцы в течение дня не найдут к нам дорогу. А сейчас отдыхайте, вы сегодня были молодцом, на вас я подпишу представление. А заодно и на Костю Родионова… посмертно. Информацию передадим по радиосвязи.

Может, нужно было вытянуться в струнку и заорать: «Служу Советскому Союзу!» – но что-то меня на это так и не сподвигло. Ограничился гражданским: «Спасибо».

– Но и укажу, что вы самовольничали, когда отправились следом за нами на ночную операцию, – добавил ложку дёгтя Медведев.

– Воля ваша, – притворно вздохнул я, разводя руки в стороны.

Что ж, самолёт должен прибыть в районе двух часов ночи, так что выдвигаться на просеку надо часов в десять вечера, учитывая носилки с Сивцевым. По идее, должны прийти с запасом и разжечь костры вдоль посадочной полосы. А до вечера весь день мы с Медынцевым будем предоставлены самим себе. Понятно, нужно вздремнуть после ночных приключений. Варя вон тоже с красными глазами, как, впрочем, и все, кто ходил в Ровно и кто оставался в лагере. Никто не спал, все волновались за исход операции. Так что сегодня всем даны сутки на отдых, кроме разве что поварихи и ошивавшемуся при кухне пожилому Кузьмичу – партизану из местных. В его обязанности входило помогать Зинаиде, особенно чистить картошку. Хотя картошка из-за дефицита шла только в первые блюда, а на второе была преимущественно каша.

Впрочем, к обеду все уже отоспались и принялись готовиться к эвакуации. Куда переезжает лагерь, никто пока не знал, за исключением самого Медведева и его зама Стехова. Эвакуация лагеря была назначена на завтрашнее утро, после того как проводят самолёт со мной, Медынцевым и Петровичем. Ну а я эти часы, избавившись от ненавистной, но оказавшейся полезной немецкой формы, старался провести рядом с Варей. Та, правда, взялась за стирку одежды вернувшихся из похода бойцов… и только потом мы с ней уединились.

Прогуливаясь по окрестностям лагеря, мы расположились на поваленном стволе дерева. Я взял её ладонь в свою, взглядом следя за ползущей по кленовому листу божьей коровкой.

– Вот, Варя, улетаю, и неизвестно, когда свидимся. Случайно повстречались, но воспоминания об этой встрече будут греть меня до тех пор, пока мы не увидимся с тобой снова.

– Я тоже буду скучать, Ефим. Эти несколько дней стали для меня настоящим подарком. – Варя, вздохнув, прижалась щекой к моему плечу.

Я скосил глаза: она смотрела куда-то далеко сквозь листву, в наше с ней будущее, и, похоже, представляла себе его донельзя светлым и счастливым.

– Как хорошо, что мы есть друг у друга, – прошептала она. – Обещай, что ты меня никогда и ни на кого не променяешь.

– Конечно, не променяю, глупенькая, – чмокнул я её в прикрытую косынкой макушку. – А в тебе я и так уверен, без всяких обещаний.

Мой взгляд переместился ниже. Видно, стирая бельё, Варя для удобства расстегнула кофточку на одну пуговку больше обычного, да так и ушла со мной в лес, и теперь я мог лицезреть верхнюю часть бюстгальтера, в котором прятались её небольшие аккуратные холмики. В Америке я бы первым делом повёз любимую по магазинам, понятно, не Вегаса, а хотя бы Лос-Анджелеса. И уж нижнего белья она накупила бы себе столько, сколько влезло бы в мой «Корд-810». Моя любимая должна выглядеть красиво, поэтому первую неделю мы только и делали бы, что раскатывали по бутикам и ювелирным магазинам… Хотя, учитывая комсомольское воспитание моей невесты, она вряд ли согласилась бы на такого рода излишества. У неё вон даже уши не проколоты, да и других украшений за время пребывания в Одессе я на ней не замечал. По-моему, Варя от их отсутствия нисколько и не страдала.