Так началась любовь, питавшая мою жизнь и укреплявшая мой дух в течение года, а потом уничтоженная актом доброты, который на самом деле был актом убийственной жестокости.
Стоит ли вдаваться в подробности насчет того, что я говорил Джуди? Я не поэт, и, вероятно, то, что я говорил, мало отличалось от того, что говорят все, и хотя я помню, как она произносила прекрасные слова, ни одно из них не задержалось в памяти. Чтобы слушать любовь и смотреть на нее без смущения, ее следует обратить в искусство, но я не знаю, как это сделать, и в Цюрих я приехал именно для того, чтобы узнать.
Доктор фон Галлер: Полагаю, нам все же следует остановиться на этом немного подробнее. Вы сказали ей, что влюблены?
Я: В первый день нового года. Я сказал, что буду любить ее вечно, и был совершенно искренен. Она сказала, что еще не уверена, любит ли меня. И не скажет, что любит, если не будет в этом уверена, — в смысле, любовь до гроба. Но уж если она будет уверена, то определенно скажет об этом, а пока с моей стороны было бы крайне великодушно, если бы я не давил на нее.
Доктор фон Галлер: А вы давили?
Я: Да, и довольно часто. Она ни разу не была со мной груба и всегда отвечала одно и то же.
Доктор фон Галлер: Какая она была? Я имею в виду физически? В ее облике была какая-нибудь характерная женская черта? Развитая грудь? Она была опрятна?
Я: Темноволосая. Кожа смуглая — как иногда говорят, «оливковая», — но с удивительным румянцем на щеках, когда она смущалась. Волосы темно-каштановые. Не высокая, но и не коротышка. Она посмеивалась над собой, говоря, что толстая, но толстой она, конечно, не была. Фигуристая. Школьная форма, которую в те времена заставляли носить в подобных заведениях, была удивительно откровенной. Если у девушки уже была грудь, форменную блузку буквально распирало, а кое у кого почти прямо под подбородком торчало такое!.. А что говорить об этих нелепых юбчонках синего цвета, оставлявших открытыми целую милю ноги от коленки и выше. Считалось, что это скромная одежда, в которой они выглядят как дети, но хорошенькая девушка в такой форме — необыкновенное, трогательное чудо. Замарашки и толстушки были просто страшненькие, но, конечно, к Джуди это не относилось.
Доктор фон Галлер: Значит, вы испытывали к ней физическое влечение?
Я: Еще бы не испытывал! Временами я просто с ума сходил! Но я никогда не забывал о том, что говорил Нопвуд. Конечно, я беседовал об этом с Нопвудом, и он проявил себя просто великолепно. Он сказал, что это замечательное чувство, но поскольку я — мужчина, на мне лежит большая ответственность. А поэтому — ничего такого, что может повредить Джуди. Он еще рассказал мне кое-что об еврейских девушках. Сказал, что их воспитывают в скромности и что ее родители, будучи выходцами из Вены, вероятно, очень строги. Поэтому — никаких канадских легкомысленностей, чтобы не восстановить против меня ее родителей.
Доктор фон Галлер: Вам снились эротические сны о ней?
Я: О ней — нет. Бывали совершенно дикие сны с участием незнакомых женщин, или меня терзали до изнеможения какие-нибудь старые ведьмы. Нетти стала косо поглядывать и намекать насчет моей пижамы. И, конечно, она не могла не припомнить очередную дептфордскую байку. Мол, когда она была маленькой, в Дептфорде жила какая-то женщина, которая была «на этом деле» просто помешана и которую как-то раз застукали «за этим делом» в песочном карьере с каким-то бродягой. Конечно же, эта женщина совсем лишилась рассудка, и пришлось ее запирать в доме, держать на привязи. Но вообще-то, я думаю, эта история отпора похоти должна была послужить уроком для Каролины, потому что Тигр Макгрегор смыкал, так сказать, круги, а она глупела на глазах. Я сам поговорил с ней об этом, а она ответила какой-то цитатой о лжепастыре, который кажет тернистый путь на небеса,[54] а сам тем временем совершенно потерял голову из-за Джуди Вольф. Но я все равно продолжал за ней приглядывать.
Доктор фон Галлер: Да? Расскажите, пожалуйста, чуть поподробнее.
Я: Я не очень горжусь этой частью своей жизни. Когда Тигр приходил к нам в дом, я то и дело подглядывал в щелку, не происходит ли там что-нибудь неподобающего.
Доктор фон Галлер: И происходило?
Я: Да. Они подолгу целовались, а однажды я застал их на диване, когда юбка у Каролины была задрана чуть ли не до головы, а Тигр пыхтел и фыркал. Нетти точно назвала бы это скандалом.
Доктор фон Галлер: И вы вмешались?
Я: Нет, не вмешался, но я был дьявольски зол, пошел наверх и громко топал у них над головой, а когда заглянул в щелку в следующий раз, они сидели как истуканы.
Доктор фон Галлер: Вы ревновали свою сестру?
Я: Она была всего лишь ребенком. Могла и не понимать, что к чему. А Тигру, как я чувствовал, нельзя было доверять: вряд ли он знал, что на нем лежит большая, чем на ней, ответственность. Ну а Карол все равно была горяча, как печка зимой.