Маннергейм

Финские офицеры успешно использовали в боях советы фельдмаршала о том, что Красная армия обучена операциям в составе крупных формирований и непригодна для столкновения человека с человеком, там не знают сложную тактику лесного боя. Кроме того, Маннергейм требовал от командиров частей предельной подвижности их подразделений, памятуя, что это дает возможность концентрировать в боях больше людей, чем это могла сделать Красная армия. От попыток бомбардировок Ленинграда Маннергейм тут же отказался, когда немногочисленные финские «бленхеймы» попали под огонь 189-го зенитного артиллерийского полка, вооруженного пушками образца 1931 года.

Атаки советских войск на Карельском перешейке продолжались. Сначала вражеские позиции обрабатывались артиллерией, затем выдвигались танки и пехота.

Несмотря на четкие указания фельдмаршала и его штаба, войска 5-й полевой армии и Аландской армейской группы в боях с незначительными силами финнов свели на нет возможность длительного ведения сдерживающих боев перед главной полосой укреплений. Финские солдаты отошли к линии Маннергейма. Фельдмаршал не любил, когда 140-километровую систему обороны на Карельском перешейке с укрепрайонами называли его именем. Эта линия, говорил главнокомандующий, держалась благодаря выдержке и героизму воинов, а не за счет прочности укреплений.

Как же оценивали действия фельдмаршала уцелевшие в репрессиях военачальники Красной армии?

Ворошилов и Буденный помнили Маннергейма как знатока лошадей и хорошего наездника, но его боевой опыт трех войн ими в расчет не принимался. Буденный, например, называл финского главнокомандующего «белым генералишком, марионеткой империализма».

Однако нашелся среди армейской элиты человек, который лучше, чем кто-либо из правящей верхушки страны, знал фельдмаршала Маннергейма и его полководческий талант. Это был начальник Генерального штаба Красной армии и заместитель наркома обороны СССР маршал Борис Михайлович Шапошников. Еще в 1919 году, недавно снявший мундир полковника царской армии и надевший гимнастерку краскома полевого штаба РВСР Борис Шапошников заявил всесильному Льву Троцкому, что «мы должны благодарить Колчака за то, что Маннергейм не участвовал вместе с Юденичем в походе на Петроград».

Теперь же маршал Шапошников предупреждал, что оперативные планы финнов Генштабу Красной армии мало известны, есть только отрывочные данные о бетонных полосах укреплений на Карельском перешейке. А в это время в подвале штаба Ленинградского военного округа лежали покрытые пылью «черные альбомы» «врага народа», начальника лучшего в Красной армии разведотдела Гродиса с подробным описанием «линии Маннергейма» и даже с характеристиками всех финских генералов с их увлечениями и заслугами.

Результаты первых боев тщательно анализировались Маннергеймом. Фельдмаршал тактично напоминал своему начальнику Генштаба, что тот, зная оперативные планы русских, упустил возможность нанести им ощутимые удары, что не обращает внимание на то, что у солдат вызывают панику огромные массы советских танков. Барон отдает приказ о создании в каждой роте группы борьбы с танками, снабженной бутылками с зажигательной смесью, которая впоследствии была названа «коктейль Молотова».

Предполье и все дороги Карельского перешейка были минированы и перекрыты противотанковыми заграждениями.

Нарком обороны Ворошилов и начальник Генштаба Шапошников, оценив боевую обстановку, заявили: «Мы не можем долго болтаться в Финляндии, двигаясь по 4–5 километров в сутки. Нужно поскорее кончать дело решительным наступлением войск…»

В своей новой ставке в Миккели, куда ее перенесли 2 декабря из Хельсинки, фельдмаршал Маннергейм, в свою очередь, сделал вывод, что «обстановка на фронте далеко не утешительна для Финляндии и, несмотря на то, что мы имеем секретный русский приказ и знаем направления их главных ударов, генералы уклоняются от сражений». Чтобы выяснить обстановку на месте, главнокомандующий выезжает в Иматру, строго отчитывает командование Карельской армии и переводит командира 4-го армейского корпуса на другую должность.

Ежедневно получая оперативные сводки, Ворошилов ругался и требовал от командующего 7-й армией командарма 2-го ранга Яковлева решительных действий и вопреки его протестам приказал во вторник 5 декабря 1939 года начать наступление на основную линию финских укреплений. С первого дня бои приобрели затяжной характер. Войска атаковали густыми массами под бешеным огнем финнов, пулеметы которых перегревались, а красноармейцы все лезли и лезли по горам трупов. Красная армия несла большие потери. Неудачи русских вдохновляли финнов на более активные действия. Командир 2-го финского армейского корпуса просит у Маннергейма разрешение контратаковать русских, но тот не выделяет резервов.