Манька-принцесса (сборник)

– Вот, возьмите! Здесь одной бутылки не хватает, но вместо нее – ошейник, он новый. А цветок немножко помялся, но его можно поправить…

Директор Почуйкин держал в руке пакет и растерянно смотрел на Казимира:

– Ничего не понимаю! Что ты мне даешь, дед, и зачем?

– Ну как же, – отвечал Казимир, – вчера вы дали мне двадцать рублей за моего Мотьку. Но Мотя пришел домой, и я его больше не продаю. А это я возвращаю вам за Мотю. На двадцать рублей я купил две бутылки. Но, я извиняюсь, одну выпил…

Директор Почуйкин, наконец поняв, в чем дело, с облегчением воскликнул:

– Так козел вернулся домой? Сам? Во молодец!

Потом Почуйкин заглянул в пакет, расхохотался и, протягивая его обратно Казимиру, промолвил:

– Возьми, дед! Это тебе. Твой козел нам вчера такую выручку дал – с трех поселков не собрать. Вся публика шла на Мотькину гастроль. Правда, немного накуролесил… Вон наш конферансье хромает до сих пор! Но козел, дед, у тебя перспективный. Приедем на следующий сезон – я тебе за него все сто рублей отвалю!

Казимир Иванович испуганно отшатнулся и, машинально взяв пакет из рук директора, воскликнул:

– Нет, Мотьку никогда больше не продам!

Потом развернулся и пошел домой.

Он опять шел мимо висящей цирковой афиши, которую еще не успели убрать. Содержание афиши было несколько иным, чем вчера. Бросались в глаза выделенные крупным шрифтом слова: «Коронный номер представления – танцевальная пара животных в составе восхитительной козы Фроси и ее несравненного партнера Мотьки».

Пока Казимир Иванович изумленно вчитывался в афишу, подошел парень с ведерком клея и кистью – наклеивать свежие объявления. Он содрал цирковую афишу и хотел было сунуть ее в мусорный мешок, но Казимир вдруг поспешно попросил:

– Пожалуйста, дайте это мне, вам ведь все равно выбрасывать.

Парень, равнодушно хмыкнув, протянул афишу Казимиру. Тот аккуратно скатал ее в рулончик и бережно положил в пакет рядом с красным бумажным пионом и бутылкой.

Казимир Иванович пришел домой. Там уже вовсю хлопотала супруга – она успела приехать от сестры. Козел Мотька почему-то стоял в глубине двора, далеко от калитки, и спокойно жевал жвачку, никак не прореагировав на хозяина. Дуня, бросив взгляд на пакет, сразу определила его содержимое и начала было распекать Казимира, но тот тихим голосом произнес:

– Не ругайся, мать! Я не покупал эту бутылку. У нашего Моти вчера гастроль была на сцене Дома культуры. И это директор цирка дал нам в благодарность.

Евдокия Сидоровна с удивлением взяла из пакета бумажный цветок, машинально примерив его к своей груди, потом, хмыкнув, положила обратно. Казимир Иванович расстелил на столе перед супругой афишу, чем сразил ее окончательно. Через какое-то время, придя в себя, Дуня воскликнула:

– Я же тебе главного не сказала! Вот, читай телеграмму! Андрюшенька с семьей приезжает. Потом сами уедут, а Саню нам на все лето оставят!

Казимир Иванович от избытка чувств ничего связного выразить не мог. В конце концов пошел во двор. Дуня крикнула ему вдогонку:

– Казик! Возьми сухариков для Моти! Он их любит.

Наследство

Они случайно оказались рядом. Подошли одновременно к почерневшей от старости скамейке, приютившейся в конце сквера и скрытой от прохожих густыми кустами. Старик знал об этом уединенном уголке и шел сюда передохнуть – в последнее время часто стало прихватывать сердце.

Пес о скамейке ничего не знал. Его сюда привел запах покрытой жирными пятнами бумаги. Она лежала под скамейкой, свернутая обещающе большим комом. Часто дыша, старик тяжело опустился на скамью, а пес опасливо присел поодаль, с вожделением глядя на бумажный сверток. Мужчина носком ботинка подвинул бумагу к собаке со словами:

– Вряд ли что-нибудь там найдешь!

Пес сначала попытался развернуть сверток лапой, потом, увлекшись, помог себе зубами. Его усилия вознаградились кусочком чего-то, что было когда-то пирожком. Он проглотил добычу и стал вылизывать прилипшие к бумаге крошки, все еще настороженно поглядывая на человека. Окончив, видимо, единственную за этот день трапезу, собака улеглась рядом, положив голову на лапы. Мужчина порылся в кармане, вытащил завернутые в бумагу два кусочка батона и положил перед собакой.

– Ешь, мяса предложить не могу – сам не помню, когда его ел.

Пес деликатно, один за другим сжевал куски булки и умиротворенно прищурил глаза.

Старик отдыхал, глядел на собаку, и ему вдруг захотелось поговорить, не важно о чем. Кроме пса, говорить было не с кем.