Манюня

Обед плавно перетёк в ужин, и настройщик, потеряв всякий над собой контроль, решил сыграть с судьбой в русскую рулетку и испытать на себе все прелести клинической смерти, засим без меры накушался домашней семидесятиградусной нефильтрованой тутовой водки. Поэтому он сейчас, хоть и реагирует на внешние раздражители, моргает и даже периодически выдыхает, но двинуться с места категорически не в состоянии.

Серого Михайлович какое-то время простоял, словно громом поражённый, а потом махнул рукой - у него даже на банальное возмущение не осталось сил – свои эмоции без остатка он уже выплеснул в кузове грузовика Газ-63 по всему протяжению тридцатикилометрового маршрута Берд - Мовсес.

Концерт мне запомнился двумя эпизодами.

Эпизод один

Манюня стоит на сцене и увлечённо терзает скрипку. Я наблюдаю за ней из-за пыльного занавеса. Моя подруга выглядит так, словно её, не отстирывая, долгое время сушили в автоклаве. Местами её банты, и даже сорочка, сохранили ещё свою девственную белизну. А в целом она сильно мятая и заляпанная, и на коленках и щиколотках у неё гармошкой сложились колготки.

Эпизод два

Помню, как я сижу за ненастроенным роялем и тщетно пытаюсь вытянуть из него звуки, отдалённо напоминающие пьесу Бетховена «К Элизе». Играю по памяти, потому что знаю произведение наизусть, и разбуди меня в три часа ночи, я без запинки, с закрытыми глазами, продолжу его с любого места.

Неожиданно я спотыкаюсь о какой-то аккорд – и холодею, потому что понимаю, что концовка пьесы вылетела из головы. Наступает звенящая тишина, в зале раздаётся недоумённое шушуканье, и чтобы как-то его заглушить, я начинаю наигрывать пьесу с самого начала. «Уж в этот-то раз концовка точно всплывет в памяти»,- лихорадочно соображаю я. Но в опасной близости от рокового аккорда я с ужасом понимаю, что часть «К Элизе» напрочь вылетела из головы. Времени на раздумья нет, и я, ничтоже сумняшеся, стартую в третий раз!

Из-за кулис до меня долетает сдавленный шёпот Инессы Павловны – Наринэ, деточка, закругляйся!

Да я бы сама с радостью, только бы знать, как это сделать!!!

Если не наш отважный хормейстер, то я, наверное, играла бы, не останавливаясь, до следующего юбилея колхоза «Заветы Ильича». Но на восьмом витке, когда Бетховен уже вдоволь наколобродил в своей могиле, из-за занавеса выскакивает Серго Михайлович, решительным шагом направляется ко мне, отдирает мои лапки от клавиатуры и сдаёт на руки Инессе Павловне. Вуй ме, причитает Инесса Павловна, ребёнка окончательно растрясло в машине!!!

Есть у меня маленькая надежда, что гости из союзных республик, ошеломлённые разрушительным, уходящим корнями в далёкое «доисторье» кавказским гостеприимством, обнаружив себя через какое-то время под капельницами в родных пенатах, ничего, кроме оглушительного застолья, не запомнили. И моё позорное выступление осталось в памяти только выпускников нашей школы.

Правда, теперь и вы об этом знаете. Только вы ведь никому не проболтаетесь, верно?

22 Манюня фонтанирует идеями

Ба принципиально не доверяла отечественной лёгкой промышленности, а уж текстильной её отрасли особенно. Ба раздражали монументальные псевдоатласные лифчики, возвышающиеся над прилавками живописными горными хребтами и навсегда убивающие у подрастающего поколения представление о женской сексуальности, коричневые безобразные хлопчатобумажные чулки, байковые халаты и торчащие колом пальто из зубодробительного драпа. Ба любила пройтись мимо вешалок с растянутыми свитерами и демонстративно возмутиться на весь магазин – товарищи, что творится, куда ни глянь - одна говновязка!!!

Дядя Миша считал, что в Ба погибла великая актриса и иногда смешно передразнивал её, когда мы возвращались домой после очередного похода в наш убогий городской универмаг. Но порой Ба выкидывала такие фортели, что даже флегматичный дядя Миша выходил из себя.

-Мамэле,- ругался он,- зачем тебе надо было становиться в первую балетную позу и вещать на весь магазин о том, что на таких чулках должны повеситься члены политбюро? Ты забыла, в какой стране живёшь? Из-за твоих выходок приходится жить с постоянно подобранным сфинктером ануса, потому что чуть расслабился - и ты уже не мужик!

Ба упирала руки в боки и хмыкала так, что от резонанса её хмыка дребезжали стёкла в окнах по всему дому.

-Сына, всё никак не успокоишься после целебной клизмы с раствором ромашки, которую таки я тебе поставила?

-Роза Иосифовна!- если дядя Миша называл Ба по имени-отчеству, это означало, что его раздражение достигло верхней точки кипения,- вот не надо сейчас ля-ля про то, чего не было, особенно при детях!

-Ой-ой!- Ба вытаскивала из кармана огромный мужской носовой платок и демонстративно протирала им лицо,- сына, можно подумать, не этими руками я подмывала твою каку каждый раз, как ты пачкал свои пелёнки! И я таки напомню тебе, что пачкал ты их с такой прытью, словно вся тьма Египетская сгустилась в твоих кишках!