На следующее утро, в четверг, 3 июля мы выехали в Липецк. Офис фирмы располагался на первом этаже четырехэтажного здания, склад и производство в пяти минутах езды от него. Производство выглядело кустарным. Пятнадцать теток, разделенные на три бригады, фасовали порошок из мешков в картонные пачки. Первая бригада клеила пачки из типографских заготовок. Вторая — наполняла пачки порошком по весу. Третья бригада заклеивала наполненные пачки и укладывала их по двадцать четыре штуки в картонные коробки. Все. В воздухе цеха ощущалась мелкая взвесь порошка, и стоял его едкий запах. Мои глаза быстро заслезились, в носу зачесалось, и захотелось чихнуть. Работниц как-то спасали респираторы — единственная производственная защита. Порошок брался из больших полипропиленовых мешков. «Интересно, откуда их привозят?», — автоматически задалась вопросом моя недремлющая любознательность.
Мы подали «газель» к рампе, и я нырнул в кузов. Загрузили нас быстро — двое грузчиков подавали коробки, я укладывал их в кузове. К концу погрузки у меня заныла спина, но дело было сделано — полторы тонны порошка равномерно заполнили почти весь кузов. Натужно гудя на подъеме у самого склада, «газель» тронулась в обратный путь.
Выгрузившись на своем складе, мы поехали домой. Хотелось есть. Часы на мобильнике показывали четверть шестого. Время близилось к снятию выручки в киоске. Без двадцати шесть мы были на рынке. Надежда Петровна торжественно отсчитала нам три тысячи рублей, попутно счастливо рассказывая об удачной торговле, и мы уехали домой. Вечером я привычно сбежал в «Чистое небо», где и провел две выходные ночи.
С понедельника мы начали активно предлагать клиентам новый товар. Наше молчаливо сложившееся разделение труда продолжало действовать — отец крутил баранку, я занимался текущим учетом и собственно коммерцией, товар таскали вдвоем.
К концу недели нарисовался результат по порошкам — из крупных фирм в бартер порошок согласился брать только «Оптторг», что почти совпало с нашими начальными ожиданиями. Эта оптовая фирма имела свою особенность — высокие цены. Объяснялись они просто, «Оптторг» поставлял товары в область через полунищие райпо и сельпо. Те, имея скудные оборотные средства, получали большие отсрочки по оплате и все равно задерживали платежи, а потому от безысходности соглашались на товар практически по любым ценам. Эта особенность сыграла нам в плюс, я предложил менеджерам «Опттор-га» бартерную цену в десять рублей, те тут же согласились. За вычетом транспортных расходов мы получали наценку на порошок в сорок пять процентов! Дело пошло бойко. Раз в две недели мы катались в Липецк, грузили полторы тонны стирального порошка и возвращались. Чтобы не делать лишней физической работы, мы наловчились половину товара сразу выгружать в «Оптторге». На обратном пути из Липецка заезжали домой, обедали, я быстренько ставил на приход купленный товар, тут же выписывал расходную накладную на «Оптторг». Мы катили туда, выгружались и остальное везли на свой склад. Продажи стали расти и уже к концу лета мы катались в Липецк раз в неделю. И «Оптторг» из еженедельного объема стал забирать уже не половину, а две трети. Я тихо потирал от удовольствия руки. При такой наценке продажи стирального порошка стали давать нам половину общей прибыли.
В «Оптторге» склады работали до восьми вечера, а товар принимали до шести. Обычно мы приезжали около пяти и крайне редко позже. Однажды мы припозднились и подкатили к складу «Оптторга» ровно в шесть. Кладовщица, тучная крупная женщина за пятьдесят, обладательница тяжелого, но справедливого характера, поворчала на нас для порядка и гаркнула вглубь огромного склада-ангара: «Так, где грузчики!?»
Ожидая, я слонялся около машины, стояла тихая теплая погода. Рядом курил отец.
— Так, сколько там у вас его, порошка этого!? — вышла кладовщица из склада к нам.
Я понял, что наилучший момент для налаживания отношений наступил.
— Да весь ваш! — пошутил я и засмеялся.
Тетка оттаяла вмиг.
— Ох, умен, как я погляжу! — заулыбалась она. — Тебя как зовут?
— Рома! — продолжал я улыбаться, смотря ей прямо в глаза.
— А отца твоего? — кладовщица ткнула ручкой мне за спину.
Я обернулся. Отец заметил, что разговор о нем, глянул на наши лица и улыбнулся.
— Анатолий Васильевич его зовут, — сказал я, глядя через плечо на отца и, обращаясь уже к нему, добавил. — Да, Анатолий Васильевич!?
Тот бросил сигарету и вразвалочку подошел к нам.
— Чего? — произнес отец, довольный тем, что разговор пошел о нем.
— Да уже ничего, — сказал я.
— Толь, это вот твой сын!? — заговорила с ним кладовщица.
— А что не похож? — задал отец свой излюбленный вопрос.
Кладовщица присмотрелась, помедлила, сказала, как есть: — Да нет, не похож.
— Вот так и живем! — я театрально вздохнул и изобразил огорчение.
О! Артист! — покачала головой кладовщица, обернулась, заглянула внутрь склада и вновь гаркнула: «Так, давайте, шевелитесь уже там, поставщик стоит, порошок привез! Чего расселись!?»