На палубу поднялись вчерашние гости. Пабло Писарро бросил взгляд на восседающего в кресле Энри Корцезо, повернулся к матросу и приказал проводить гостей на верхнюю, кормовую палубу. Высказав свое приветствие прибывшим, юноша протянул вождю подзорную трубу и жестом предложил посмотреть в сторону берега. Лодобо на ломаном испанском сказал, что уже видел подобный жезл, который крадет расстояния. С этими словами он начал прилаживать трубу к глазу, Пабло поправил его и помог навести резкость изображения на береговую линию. Вождь всмотрелся в горизонт и громко выкрикнул,- Потато, моя земля, а вон там и бухта тихой воды. Пабло, как будто дублируя чью то команду, выкрикнул так держать. Вождь Ладобо еще некоторое время смотрел в сторону берега, а потом начал что-то громко и быстро кричать на своем языке. Окружающие были в полном недоумении, не понимая, что хочет сказать гость. Кроме того, что он кричал, так еще несколько раз пытался освободить штурвал от стопорных лямок, веревок с петлями по обе стороны рулевого колеса, позволяющих стопорить штурвал во время движения судна, изменить курс 'Ниньи'.
Дочь вождя подошла к Пабло и сказала, - Отец говорит, дальше плыть нельзя. Еще рано. Там рифы и смерть. - Переведя дыхание, она продолжила переводить выкрики отца, -Нужно смотреть на рифы, а в полдень, по высокой воде заходить в бухту. Иначе смерть.
В десять утра Пабло сделал запись в бортовом журнале, - 17 апреля 1498 года. Фрегат 'Нинья' лег в дрейф в трех милях от береговой полосы бухты 'Пота-тау' в ожидании благоприятных условий прохода зоны рифов.
Теперь даже невооруженным глазом было видно, как набегающие волны разбиваются о рифы перед входом в бухту. Пабло минут пятнадцать смотрел в сторону берега и неожиданно даже для себя закричал, ЕСТЬ. Подозвал нескольких матросов показал какой то участок на море и отдал им команду. После этого он подошел к капитану и громким голосом доложил, что фарватер есть, в ответ Корцезо кивнул головой. По его лицу кривой улыбкой пробежала радость от услышанного. Он прикрыл глаза и выдавил сиплым голосом, - Я моряк и не хочу гнить в земле. Не позволь меня жрать червякам. Моя душа должна остаться в морской пучине. - Раздался выдох из уст капитана со страшным свистом, это был последний вздох капитана испанского фрегата 'Нинья' Энри Корцезо.
С прокладыванием курса на Пабло свалилась последняя воля его капитана, хотя в тот момент звучали предложения похоронить его на земле, если у них получится войти в бухту. Саван, капитанская фуражка, отпевание и речи тех немногих матросов, которые долгие годы бороздили морские просторы с усопшим. Рывок судна по направлению бухты и труп капитана Корцезо, под звон рынды, забрали волны в свои объятья. Поднявшийся уровень воды полностью закрыл коралловые рифы, и ориентиры движения были выбраны уже по суши. На самом малом ходу какой только можно было выбрать, судно двинулось в сторону бухты. Проходя гряду рифов ровно в полдень, все полностью полагались на своего молодого капитана и рулевого. Несколько раз судно качнулось в сторону, и послышался пронзительный скрежет. Днище шкреблось о кораллы, но это продолжалось несколько минут, а потом ощущением, словно от судна оторвался какой-то груз, и оно с легкостью двинулось по глади бухты в сторону причалов на противоположенном берегу. Команда, пассажиры, гости судна начали восторженно кричать, радуясь благополучному прибытию на землю Нового Света. Все обнимались, бросали в воздух предметы и кричали с восторгом, - Пабло Писарро наш капитан.
Рулевой на последок проявил филигранную точность, развернул судно на ограниченном пространстве и пришвартовал к свободному пирсу. Матросы бросили трапп, а Пабло громко прокричал, - Всем спасибо, тысяча чертей и якорь в глотку. После некоторого замешательства, поблагодарив за спасение, на берег сошли индейцы, а потом уже за ними последовали все.
Только там, когда спало напряжение и улеглись эмоции, Пабло рассмотрел находящиеся в бухте корабли, и понял, что все участники их экспедиции достигли желанного берега...
4
То время, когда в поселке первый раз появились конкистадоры Досига смутно помнит, и это скорее не воспоминания, а пересказанные истории отца. Матери своей она не знала, так как та умерла сразу же после рождения Досиги от большой кровопотери. Так вот что касается испанцев, то она их помнит как миролюбивых и радушных людей, но отец ей рассказывал, что первое время происходили между конкистадорами и туземцами конфликты. Иногда доходило до вооруженных столкновений. В основном причиной раздоров становились слезы бога 'Манико', которому поклонялись туземцы. Это золотые самородки разной величины, которые находили женщины племени, занимавшиеся скорняцкой работой, выделкой звериных шкур на порогах реки, несущей свои горные воды в океан.
Эти времена ушли в историю, конкистадоры уходили за диким золотом далеко в глубь джунглей, а местные жители последнее время даже умудрялись тайком друг от друга и местного шамана слезы 'Манико' менять в форпосте на огненную воду, либо на клинки.