maNika

Винчи встретил группу Конелли в аэропорту Бланьяк, в который те прибыли с пересадкой в Мадриде: официально между Окситанией и США воздушное сообщение отсутствовало, а выбить из руководства специальный борт в Тулузу у Фаусто не получилось. В итоге прилетели обычным пассажирским рейсом и слегка растерялись: ожидали увидеть полуразрушенный анклав, а оказались в нормальном аэропорту, может и не самом большом в мире, зато изрядно загруженном. Все отличие от любой другой воздушной гавани, что мадридской, что нью-йоркской – чуть больше дронов безопасности и патрулей. И при этом – «зеленый» уровень биологической угрозы, позволяющий находиться без маски и в помещениях, и на улице.

Джа встретил коллег в зоне прилета, представился помощником руководителя европейского филиала GS. Извинился, что Сильвия Родригес не сможет их принять, поскольку находится в командировке, усадил в бронированный внедорожник и повез в город. Машину сопровождали один тяжелый дрон и стая поддержки, включающая, помимо ударных машин, разведчиков и камикадзе.

– Мы вообще не увидим вашего шефа? – поинтересовался Конелли.

– Скорее всего нет, у нее сложные переговоры в Англии.

– О чем?

Фаусто не ждал ответа, но получил его.

– В последнее время островитяне начали поставлять франкам слишком много боевых пингов. Уверяют, что это плата за безопасность морских коммуникаций, но мы считаем, что они умышленно подкармливают франков, чтобы те начали очередное наступление. Шеф надеется напомнить островитянам об их обязательствах.

– То есть мы поддерживаем Окситанию? – подняла брови синеволосая.

Вопрос прозвучал настолько наивно, что Джа решил отделаться шуткой:

– Полегче на поворотах, красавица, мы не покушаемся на целостность Французской республики, вив ля Марсельеза и все такое прочее.

– Тогда что вы здесь делаете?

– А вы?

– Мы проводим расследование.

– А я приглядываю за беспорядком.

– У вас тут весело… – поспешил вклиниться в разговор Конелли. И воспользовавшись тем, что Джа отвлекся на дорогу, бросил на синеволосую выразительный взгляд, призывая не быть наивной.

– У нас тут кровь льется, – чуть тише и неожиданно серьезно ответил Винчи. – И если сейчас нам досаждают только террористы, это не значит, что войны не будет. Рано или поздно франки пойдут на Тулузу.

– Почему? – вырвалось у Гуннарсона.

– Потому что считают, что Окситания принадлежит им, считают ее частью Республики, то есть своей собственностью, – ответил Джа.

– А вы?

– А мы считаем Окситанию своей. Чувствуешь разницу?

– Почему ты сказал «мы»? – мгновенно среагировал Конелли.

Вопрос не сбил Винчи с толку, но заставил выдержать паузу. Он помолчал, не отрывая взгляд от дороги, после чего ответил:

– Я был здесь в самое дрянное время, Пончик, с тех пор говорю «мы».

– Не называй меня Пончиком!

– Было очень плохо? – спросил Гуннарсон.

Наверное, он один из троицы гостей мог рассчитывать на честный ответ, и он его получил.

– По десятибалльной шкале – на сотню, – еще тише ответил Джа. – Поверь, брат, я много разного дерьма видел, но здесь творилось нечто невообразимое. Не так мерзко, как в Белграде, но тоже ничего хорошего.

– Здесь ты потерял лапы?

– Здесь, но чуть раньше, – Винчи вновь помолчал, понял, что гости охотно выслушают его историю, и продолжил: – В самом начале правления президент Байтулла Аббас очень хотел понравиться избирателям, поэтому размер социальных выплат он увеличил вчетверо, а налоги на работающих – вдвое. Долго так продолжаться не могло, система рухнула через два года, одновременно с германской. Президент, перед которым встала задача как-то прокормить привыкшее к безделью население, попытался разобраться с экономикой и понять, откуда деньги брались раньше. И с изумлением увидел, что последние двести лет Европа богатела не торговлей ресурсами, а мозгами, прибавочной стоимостью. Производствами настолько сложными, что министры Байтуллы Аббаса не сумели даже воспроизвести их названия. Рухнуло все, включая торговлю наркотиками, – ведь чтобы их покупать, нужны деньги, а в рухнувшей экономике их брать неоткуда.

– Паразиты сожрали все, что можно?

– Я обычно использую термин «раковые клетки», но твое определение тоже подойдет, – Джа помолчал. – И надо же такому случиться, что одновременно с обрушением «социалки» разразилась пандемия некроза Помпео. Началась паника, массовые смерти, в общем… В общем, префектуры взялись за оружие и начали кормиться самостоятельно. В официальных документах территория за Шарантой по-прежнему называется Республикой, но это давно не так. Президент Аббас с трудом контролирует Иль-де-Франс и Нормандию, остальные выживают, как могут.

– За счет чего?

– По-разному.

– А все-таки? – продолжил давить Фаусто.

Думал, Винчи попробует отмолчаться, но тот решил рассказать правду:

– Когда они поняли, что потеряли промышленность, сосредоточились на сельском хозяйстве и людях.

– Работорговля?

– И она тоже. Но в основном дикие налоги и непомерные штрафы.

– Налоги на что?

– На все. В первую очередь – на право жить на территории. В каждом департаменте установлены собственные налоги, ограниченные лишь фантазией главы.