Мания приличия

Легшая спать до того, как вернулся Джиён, я и на утро, проснувшись, не знала, дома ли он уже или нет? Время шло к девяти, я приняла душ и пошла готовить себе завтрак, на всякий случай две порции, если хозяин обнаружится в ближайшие минуты. И он, действительно, нарисовался, потирая сонные глаза, в проёме двери, ведущей на кухню. То есть, в первую очередь в домашних длинных шортах и майке черно-белых тонов, сливающихся в абстракционистских разводах, а потом уже в проёме, обрамляющем его. Тяжелые азиатские волосы, чьей послушности я так завидовала, когда смотрела вблизи на студентов по обмену в университете, были взлохмачены с одной стороны, и создавалось впечатление, что Джиён не затруднил себя посмотреть в зеркало, когда проснулся, поднялся и пошёл, не уделяя внимания внешнему виду. Считал ли он себя красивым или не придавал эстетического значения своей оболочке? Был ли он на самом деле привлекателен? Я не могла понять этого, поскольку с первого же момента нашего знакомства он вызвал дичайшее отторжение своей аморальностью и черствостью. Теперь же я не могла никак сквозь его содержимое увидеть объективно, каков он физически? Худощавый, невысокий, узкоглазый… Его лицо было самой его примечательной частью, особенно когда он улыбался. В его улыбке было что-то такое, что обличало его отмеченность, то, почему он всё-таки так многого добился. — Доброе утро, — как можно мягче сказала я, чтобы не продолжать вчерашнего накала страстей наших вечных споров. Мужчина молча кивнул и плюхнулся на стул в углу, наблюдая за тем, как я откладываю вилку и поднимаюсь, чтобы положить ему еду в тарелку тоже. — Сейчас накрою и тебе… — Да не суетись, доешь, потом мне положишь, — осадил он меня движением кисти и, подложив обе руки под голову, опустил её на столешницу, закрыв глаза. — И кофе, пожалуйста. — Не выспался? — задала я обыденный вопрос самой наивной интонацией, но тут же, когда его губы чуть дрогнули в той самой кровожадно-ласкающей, тиранично-снисходительной улыбке, поняла, что это прозвучало как любопытство к его ночным приключениям с Кико. — Ну… поспал бы ещё немного, но решил пока встать, — приподнял он лицо, глядя на меня. Прямые ресницы, родинка на щеке, округлые очертания губ — всё в нем немного юношеское, обманчивое, не соответствующее тому, что открывается, когда наружу вырываются идеи, планы, философия жизни. — Я не слышала, когда ты приехал? — Часа в три… или четыре даже. — Речь шла о ночи, конечно. Вот как, он даже не остался до утра с той, с которой спал? Просто съездил удовлетворить своё желание, возможно, свозил её куда-нибудь, и тут же обратно. — Почему ты спрашиваешь? Неужели интересно? — Не знаю… спросила без задней мысли. А что? — А я представил вдруг, если бы мне такой допрос опять устраивала моя какая-нибудь пассия, — Джиён покусал нижнюю губу, с прищуром уставившись в прошлое, вспоминая что-то. — Давненько такое было в последний раз… Но все, абсолютно все с кем я встречался, подозревали меня в изменах и постоянно пытались узнать, где я был каждую минуту? Бывают ли вообще на свете девушки, способные безоговорочно доверять, а не играть в Шерлоков? — А ты им не изменял на самом деле? — Дракон лениво хохотнул. — Каждой. Я никогда не хранил верность. — Чему же ты удивляешься? — изумилась я. — Что они начинали ревновать и беситься до прецедента. Какого черта? — пафосно взмахнул он рукой. — У женщин отличная интуиция. Они предчувствовали, что всё к тому идёт, пытались избавить себя от твоих измен, предотвратить… — Разве так предотвратишь? Слежкой и контролем? Мне кажется, что нужно менять что-то в отношениях, когда они приходят к тому, что хочется чего-то извне. Как ты считаешь? — Я ничего в этом не понимаю, у меня никогда не было отношений, — скорее напомнила, чем признала я, подумав о Мино. Не все мужчины такие, как Джиён. Мино никогда не изменял своей девушке, это она надругалась над его чувствами, опошлила их любовь, бросила его. Этим утром Джи-Дракон меня раздражал неимоверно, не знаю почему, особенно после проведения параллели с Мино. Но скорее меня нервировало собственное бессилие, а не он. Мы всегда бросаемся в отчаяние и панику, когда не можем найти выхода. — Я хотела попросить тебя ещё кое о чем. Позволишь? — Если опять по поводу Вики — сразу нет, — сомкнул он веки, опять потеряв интерес к беседе. — Нет, мне нужен интернет, — глаза распахнулись, как у кобры, почувствовавшей приближение дичи. — Я обещаю, что не попытаюсь связаться с родственниками, и в посольства писать не стану, и на сайты ФСБ и Интерпола не полезу. Мне всего лишь нужен поисковик и электронные библиотеки. В общем, доступ к книгам, развивающей информации, потому что считаю несправедливым, что ты можешь хоть ежедневно черпать умные мысли в подкрепление своей позиции, а я изолирована даже от Библии, которую не могу цитировать дословно. — Джиён задумался, выпрямив спину и затянувшись пейзажем за окном продолжительным взглядом. — Хорошо, только ты будешь это делать исключительно при Мино, — сказал он. — При Мино? Почему именно при нем? — непонимающе дожевала я и всё-таки встала, чтобы обслужить Джиёна. — Потому что на себя тебе всё равно, и рискуя собой, ты обмануть меня можешь. А вот за других ты у нас ответственность нести любишь, поэтому если вдруг ты всё-таки куда-нибудь залезешь и отправишь сигнал бедствия — расплачиваться будет Мино, за то, что прозевал, не уследил… — я поставила турку на огонь и ошарашено обернулась. — И что ты с ним тогда сделаешь? — Что-нибудь плохое, — расплылся Джиён. — Залью бетоном, например. — Ты шутишь?! Разве он тебе не друг? Ты же переживаешь за него… — Я переживаю до тех пор, пока этот человек на моей стороне. Если он нарушит условия моего хорошего к нему отношения и поможет тебе, значит, он не такой уж и надежный друг, значит, его можно закатать в асфальт без сожалений, — я распахнула рот, но Джиён, ухмыляясь, произнёс за меня: — Да-да, я чудовище, я в курсе. — Ты всё-таки бездушен, — тихо, на эмоциях, проворчала я. — Так это ты меня пыталась убедить в ином, я вообще не понимаю, что такое «душа»! — развеселился мужчина, зевнув в промежутке и потянувшись. — Может, это то, что ограничивает нашу решимость? Может, это то, что ослабляет наш характер? Что-то такое аморфное и невидимое, но мешающее нам двигаться, как стеклянная стена. Оно навязывает нам чувства жалости, сочувствия, заботы, заставляя постоянно осматриваться на других, оглядываться, а не навредил ли кому? В итоге жизнь проходит мимо, и для себя не сделано ничего. — Жить для себя неправильно, то-то и оно, что нужно стараться для других… — Мерзкая теория, выводящая на то, что для нас всё должны делать остальные. На ожидании этого она и коренится. Я всё буду делать для других, но, извольте, мою жизнь пусть обустроят другие, потому что сам для себя я ничего делать не буду. Поэтому если что-то не получается и чего-то не добиваешься, виновато общество, гнилой мир и людишки. Уверяю, каждая божья тварь, или биологический индивид — кому как удобнее — надеется на отдачу, а когда её не получает, разочаровывается в мире и вопит, что мир населен неблагодарными негодяями, и «я столько для них делал, а они для меня — ничего!». Каждая альтруистическая морда ждёт почета и признания за свою самоотверженность. — Знаешь что? — уперев руки в бока, я повернулась на него прямо, отделенная столом. — Ты сравнил как-то судьбу и кофе, себя и Бога. Так вот, если судьба выходит нерадивой, то ты её Богу не швырнёшь в гневе под ноги, а вот если кофе сейчас не получится, то за все твои жестокие высказывания тебе можно его, кипящий, плеснуть в лицо, — прорычала я. — По-моему, боги не ошпариваются, в отличие от смертных, к которым ты тоже относишься. — Откуда ты знаешь? А что, если Богу больно, когда у кого-то что-то не получается? Что если он потирает места ушибов, которые появляются при глупых поступках людей? — Джиён комично сымитировал ударившегося, потерев себя по локтю. — Разве твой Иисус не разделил страдания людей, дав себя казнить? Он точно всё почувствовал… — В отличие от тебя. Ты ничего не умеешь чувствовать! — посмотрев ему в глаза, я остановилась. Господи, но ведь он же этого и добивается! Меня озарило. Да, он умеет полностью сдерживать эмоции и скрывать мысли, чем и пользуется, чтобы убедить всех в том, что он бесчувственная и бездушная сволочь. Но это неправда. — Нет, ты умеешь чувствовать. — Клянусь, приближение критических дней преображает тебя лучше салона красоты, — подметил с иронией мою очередную непоследовательность Джиён. — Да хватит об этом! — залилась я краской. — А что такого? Ты собиралась когда-либо замуж, с мужем ты тоже не будешь обсуждать никаких подобных вопросов? Вы будете краснеть и скрывать друг от друга собственную физиологию и утаивать разницу между полами? Боюсь, непорочного зачатия вам не дождаться. — То муж, а ты мне… ты мне… я даже не знаю, как назвать то, кем ты мне являешься! Владельцем? Но я же не вещь! — А я думал, что после вчерашнего разговора я твой потенциальный возлюбленный, — взял у меня протянутую тарелку Джиён и принялся за завтрак. — Ты разве не настроилась меня полюбить? — Я пока не решила, готова ли я погубить свою душу… ты дашь мне несколько дней на раздумья? Пожалуйста, позвони Тэяну и скажи, чтобы пока не трогал Вику. Я дам тебе ответ как можно быстрее. — Хорошо, могу дать неделю, — щедро предложил он. — Я даже попытаюсь помочь тебе определиться, принять решение. Хочешь? — Каким образом? — Я продемонстрирую тебе не то, чего ты избегнешь, выбирая отдать мне душу, существование которой мы пока принимаем условно — я вообще не понимаю, как иду на эту мошенническую торговлю, где ничего явственного приобрести нельзя — я продемонстрирую тебе, что ты приобретешь, если будешь на моей стороне. — Ты имеешь в виду показ соблазнов и искушений? — я хмыкнула, выключив конфорку и достав кофейную чашечку. — Я видела достаточно: секс, выпивку, дорогие наряды — меня это не прельщает. — Нет, Даша, это всё не то… это всё атрибутика, точно так же, как ладан, кадило и иконы — аксессуары твоей веры, но она даёт кое-что другое, ведь так? То, что выражается не материалистически. В моём мире тоже есть такая штука. Она называется власть — и именно за неё идёт главная борьба. — Ты хочешь продемонстрировать мне власть? Ты думаешь, что я не видела её в твоём исполнении? Я нахожусь под её гнетом… — Джиён махнул рукой, остановив меня. — Ты взглянешь на неё с другой стороны. Не снизу, а сверху, — он поднялся, взяв у меня кофе, пригубив на край губ и облизнув их, поставил на стол. — Сегодня я просто промолчу, чтобы не играть на твоих нервах, ладно? Иди за мной. Мы поднялись в его спальню, где он обнаружил при мне в стене сейф. Набрав код и открыв тяжелую бронированную дверцу, Джиён отошёл, позволяя мне охватить взором плотные, жирные, толстые, тугие стопки из пачек денег. Битком, тесно-тесно втиснутые столбцы шуршащей «зелени». Я никогда не видела такого количества купюр, но на меня, признаться честно, не произвело это впечатления. — Это не всё моё состояние, конечно, — незамысловато указал на свои запасы Дракон. — Малая его часть. Большая хранится в банках. Так выгоднее и удобнее. Проценты, денежные операции… а это так — для различных нужд, — достав одну пачку, он снял с неё бумажную склеенную полоску, сдерживавшую её и, повернувшись ко мне, швырнул в мою сторону. Деньги, естественно, не долетели кучей, а взорвавшись фонтаном, рассыпались, как карты, когда ради баловства их запускают при игре «в дворника». Я посмотрела, как сингапурские и американские доллары опустились на пол. — Ты, наверное, думала, что я трясусь над этими бумажками и поклоняюсь деньгам? Когда-то так и было. Когда я желал добиться такого их количества — я боялся их даже мять, клал в карман так, чтобы не погнулся ни один уголок, чтобы купюра была всегда ровненькой и свеженькой. Я был маньяком денег. А потом они у меня завелись, и стали множиться, множиться… — он достал ещё одну пачку, опять распаковал её, опять швырнул в мою сторону. Потом ещё одну, и ещё, запуская их всё выше, чтобы они осыпались из-под потолка, как листья осеннего сада. — Но они, сами по себе, ничего не значат. Это символ — символ власти. Можно родиться королём, но если у тебя не будет короны, трона и дворца — то какой смысл в титуле? Точно так же происходит и с деньгами… без них можно представлять собой что угодно, но в нашем мире они символизируют слишком многое, — Джиён взял одну стодолларовую купюру, достал зажигалку, сигарету. Последнюю он сунул себе в рот, а зажигалкой поджёг деньги, прикурив от этой быстро занявшейся и истлевшей вспышки, осыпавшейся пеплом. — Верх цинизма, да? — улыбнулся он, посмотрев на моё онемение. Прикуривать от денег… я будто гангстерский фильм смотрю вживую. — На эту сумму человек в странах третьего мира мог бы прожить месяц с лишним, но поскольку у него нет такой суммы — он умрет от голода. А я её просто сжёг. А о чем ты подумала, когда смотрела на это? Скажи честно, ведь не о нищих негритятах и камбоджийцах? — Я не успела понять, о чем я думаю… я была в шоке от того, что можно жечь деньги. — Можно, Даша, сжигать можно всё в нашей жизни… хотя сжигание людей, в отличие от прежних времен, карается по закону. Живых людей, разумеется. Кремацию никто не отменял. — Я боюсь даже думать о том, что ты практиковал это на самом деле, — с загадочной улыбкой, Джиён не стал рассуждать и оговаривать эту тему, пожав плечами. — Итак, согласна посмотреть демо-версию, что будет с теми, кто прекратит заморачиваться по поводу совести, морали и законов? Предлагаю семидневное турне под названием «Королева Сингапура». — В этом тоже есть какой-то подвох? — Одевайся, увидишь сама, — пошёл Джиён в смежную со спальней гардеробную, призывая меня поступить тем же образом. Посмотреть демо-версию? Если он попытается втянуть меня во что-то — я участвовать не буду. Только просмотр. Держи это в голове, Даша, и не переступай черту, которую пытается затереть этот мужчина. Я не знала, что именно он намерен делать, поэтому натянула на себя свои будничные вещи и подошла к выходу. Дверь была открыта, чему я удивилась. Обычно она заперта, и ключ не вставлен, чтобы я вдруг никуда не направилась без спроса. Выйдя, я нашла Дракона, выведшего из гаража на несколько мест красную спортивную машину с изображением дракона на боку. — Умеешь водить? — огорошил он меня с порога. — Никогда не пробовала даже… — А хочешь? Порулить неплохое авто, тут коробка-автомат — ничего сложного, — я подошла к нему, мотая головой. — Нет-нет, я боюсь этого, тем более, могу поцарапать, а она ведь миллионы стоит, не сомневаюсь. — Ну и что? Может, всё-таки попробуешь? Уж езда за рулем-то — не грех? — Нет, просто я не решусь, правда. Спасибо, — отказалась я окончательно и села на пассажирское, куда мне указал господствующий в этом мегаполисе кореец. — Такая смелая девочка, а иногда такая трусиха, — хмыкнул он, повернув ключ в замке зажигания. — Смелость должна быть уместной, а не напрасной, — кивнув, Джиён тронулся. Жара вновь разогрела воздух до труднопереносимых градусов. Но в салоне машины спасал кондиционер, создававший самую комфортную температуру. Мы покатились под неплохую музыку, что-то более мягкое, чем обычно включал главарь мафии. Было несколько китайских плавных, инструментальных мелодий, пришедшихся мне по вкусу. Спустя полчаса следования по прямой дороге, Джиён стал притормаживать у обочины. Я посмотрела в окно на надпись на столбе, у которого он устраивался. — Я не очень хороша в английском, но, по-моему, тут написано «парковка запрещена». — В Сингапуре слово «запрещено» ко мне не относится, — он и не пристегивал ремень безопасности, а я свой отстегнула, когда он заглушил мотор. Вокруг было тихо, безлюдно, кудрявая зелень, утыканная бело-розовыми цветочками, свешивалась через изгородь какого-то парка или территории коммерческого здания, видневшегося в глубине. Тишина и покой. Под небольшим наклоном вниз шла улочка. — Видишь спуск? — Джиён ткнул туда пальцем. — Там закрытый пляж. Работают в обслуживании только те, кто понимает корейский. В принципе, на пляж положено пускать всех желающих, но есть кое-какой дресс-код, негласно установленный местными бизнесменами. Иди, попробуй туда войти. Я специально припарковался здесь, чтобы было не видно, с кем ты приехала. Я подойду буквально через две минуты. — Зачем? — непонимающе не торопилась я покидать машины. — Ну, пожалуйста, просто попробуй убедить охранников впустить тебя на пляж, который богатые люди решили присвоить себе, поставив охрану. Я ни с кем там заранее не договаривался и ловушек тебе не готовил. Я всего лишь хочу наглядно тебе показать, что такое, когда ты являешься кем-то. Иди же, смелее, — мне, собственно, терять было нечего (кроме того, вокруг чего появилось столько шума, после моего попадания в Сингапур). Почему бы и не попробовать?