Иногда после того, как наши пододеяльные утехи были закончены, Сынри мог взять ноутбук или телефон, и ещё некоторое время решать какие-то свои дела, поэтому я уходила в душ или бралась за изучаемый английский, но последнюю неделю он ни на что не отвлекался, получив удовольствие, и несколько минут лежал, обнимая меня и о чем-то думая. Мне было неинтересно о чем, но тишина оказывала на меня не лучшее воздействие, подчеркивая отчужденность между мной и тем, кому я отдавалась, и я обычно о чем-нибудь заговаривала, в конце концов, решив спросить, что же на уме у мужчины? — Я хотел бы, — после некоторой паузы ответил Сынри. — Чтобы ты тоже хотела меня. — Разве я говорю что-то против секса? Или жалуюсь?.. — Я, действительно, старалась прислушиваться исключительно к телу и подыгрывать, не уподобляясь полуживой рыбе, выброшенной из воды на сушу. Пока получалось. — Нет, я не о том. Я хочу, чтобы ты хотела именно меня. — Я даже обернулась назад, посмотрев ему в глаза. Сынри не смутился и продолжил, гладя, как дворником по стеклу, большим пальцем моё обнаженное плечо: — Если бы твоё желание загорелось так же, как и моё… как тогда утром… — Ослабив хватку второй его руки, я развернулась к нему лицом, чтобы внимательно вглядеться в этого человека. — Чем инициировано подобное? — А что странного в том, что я хочу быть желанным для тебя настолько же, насколько ты для меня? — Это было бы нормальным, а не странным, если бы произошло с кем-то другим. Ты — отдельный случай. — Даша, ты знаешь, моя сестра перед отъездом требовала дать ей обещание не жениться на тебе… — Зачем мне знать о ваших семейных договоренностях? — Ты не дослушала, — упрекнул он меня и поцеловал в щеку. — Я не дал ей такого обещания. — Ты заверил в этом Джиёна. Или ты обманул его? — В тот момент это было правдой… — Ах, «в тот момент»! — с сарказмом хмыкнула я. — Я заметила, что у мужчин всякая правда является таковой только определенный отрезок времени. Срок годности истины истёк — так оправдывается ложь, переходя на какой-то другой уровень, где виноват изменчивый мир, непредсказуемые обстоятельства, кто и что угодно, но не обманщик. — Может ты и права, но со мной это произошло неосознанно. Я сказал Джиёну то, что думал. А теперь думаю иначе. — Что же изменилось? — Вот сейчас становилось любопытно. — На тебя повлияло желание стоять на своём перед семьёй? Не хочешь быть послушным? Это ниже твоего достоинства? — На меня повлияло то, что я сам переспал с какой-то шлюхой без желания, — бросил Сынри и, отпустив меня окончательно, перевалился на спину, уставившись в потолок с заведенной под голову рукой. Я приподнялась на локте и, не веря ушам, воззрилась на любовника. Или всё-таки жениха? — Ты? Со шлюхой? Без желания? Я думала, что трахать любых женщин — это твоё кредо. Или эта была некрасивой? — Нет, она была красотка, только… — мужчина хмуро стал кусать нижнюю губу, концентрируясь на своих мыслях и подбирая слова. — Когда мы приехали в бордель с Джиёном — это была его инициатива, я хотел той ночью тебя, но не мог же нарушить правила? Пусть это выглядит несерьёзной мальчишеской забавой, но среди взрослых мужчин к играм относятся даже строже и ответственнее, чем в детстве. — Сынри прочистил горло, выдав «кхм, кхм» в кулак, и посмотрел на меня. — Но фразочки Джиёна о том, что я влюблён и стал «новым Сынри» брали за живое. Я не знал, что, казалось бы, банальные и предсказуемые замечания меня заденут. Я задумался о том, что сплю только с тобой уже столько времени, и это, на самом деле, на меня не похоже… самое долгое, что я хранил верность когда-либо — что-то около четырёх месяцев. На этот раз было значительно меньше, но что-то внутри меня встревожилось. «Какого черта?» — подумал я, и снял какую-то путану, чтобы доказать что-то себе, доказать что-то Джиёну, тебе… что я доказал в итоге? Что спать с кем-то, когда хочешь кого-то другого, не то чтобы неприятно… это омрачает, знаешь ли. — Я выслушала речь Сынри не без изумления. Мне и хотелось бы что-нибудь добавить, да нечего было. Хотя… — А бывают такие люди, которым приятнее представлять одних, а трахаться с кем-то другим. — Я надеюсь, ты не о себе? — Я почему-то улыбнулась, пряча прямое попадание под насмешкой, мол, пф, причем тут я вообще? Сынри проглотил, снова вспомнив о Драконе: — Джиён сказал мне в тот вечер, что в нашей жизни есть два типа людей, первые нас возбуждают, а вторые — удовлетворяют. И как бы нам ни нравилось удовлетворяться, тянет нас именно к тем, кто возбуждает, хотя эти люди не в силах утолить нашей жажды страсти или чего-то другого, на что разжигают аппетит. Потому что после удовлетворения приходит скука, которая ассоциируется с тем человеком, рядом с которым она появилась, а возбуждение дарит азарт и охоту, те ощущения, которые украшают и насыщают жизнь. И знаешь что? Мне кажется, что он прав. — «Ещё бы он был не прав — наш дорогой кукловод. Опять славно поработал? Ему нужно было закрепить за мной Сынри, и он, не дожидаясь моих выводов — вдруг не решусь изменять любовнику? — промыл ему мозги, заставив совершить что-то, что вернёт его ко мне. Браво, Джиён, браво!». — Я хотел бы возбуждать тебя, а не удовлетворять, — закончил мужчина. — Если я скажу тебе, что ты меня не удовлетворяешь — это тебя успокоит? — с шутливым выражением лица спросила я. — Ах ты!.. — приподнялся Сынри. Я засмеялась, и он тоже улыбнулся. — Сколько же тебе надо, неутомимая? — Не так уж и много… дело в качестве, а не количестве. — Тебя уже и качество не устраивает? — Он завалил меня на лопатки, нависнув сверху. Моё веселье почему-то пропало. — А ты думал, что я запросто забуду измену, потому что живу на твои деньги? — Сынри скрипнул зубами. — Обязательно надо было обдать этим подъёбом? Я же сказал, что не испытал ничего особенного, и задумался о том, что никогда не хотел бы повторить этого секса без желания. — Это снова правда на данный момент? Когда стухнет и прокиснет эта? — язвительно приподняла я бровь. Сынри устало вздохнул, откатившись на свою подушку. — Я не намерен лгать и обманывать тебя сейчас… — Это само собой получается, да? — Даша… — Что «Даша»? Ты самый непостоянный человек на свете, ты сам говорил, что отымел столько женщин, что всех не счесть, и при этом не любил повторяться, потому что ощущение новизны для тебя едва ли не самоцель. Люди не меняются, Сынри. По крайней мере, в таком возрасте, и при отсутствии очевидных на то причин. — Ты прям обидела, тыкнув возрастом, — попытался он утихомирить закипевшую во мне бурю, и у него немного получилось. Я расслабила лицо, тоже уставившись в потолок над нами. — А что, если само ощущение новизны перестаёт быть новизной и утомляет? — И так бывает? — покосилась я на него. Он пожал плечами. — Ладно, у меня в этом опыта ноль, расскажи мне, опытный мужчина, каково это — менять любовниц, так часто, как чайные пакетики? — Как чайные пакетики? — повернулся он ко мне. — У нас в России говорят «как перчатки», но эту устойчивую фразу надо долго объяснять вам, потому что традиции частой смены перчаток у вас явно нет… и я решила, что аналогия с чайными пакетиками будет логичнее. Их же заваривают один раз и выбрасывают… — Я даже не выжимаю, — засмеялся Сынри. — Поэтому, когда я несу их к мусорке, с них ещё капает кипяток… — Так вот почему я ещё не в урне? С меня не капает? — Я не выдержала и сама начала глупо хихикать. — И вообще, в этой фразе столько пафоса с твоей стороны… не люблю я вот это самодовольство. С чего ты взял, что девушкам нравилось быть с тобой, а не пользоваться твоими деньгами, к примеру? — Ну, давай, убивай мою самооценку. — Сынри вновь обхватил меня и, обнимая, привлек к себе. — Есть вещи, которые понять несложно. Настоящий оргазм трудно имитировать. — Если ты веришь в мои, значит не очень… — Глаза мужчины полезли из орбит в возмущении и воплощении преданного и всеми брошенного сироты. — Да шучу я, Господи, шучу! — прыснула я. Когда речь заходит о постельных делах, как я заметила, представители сильного пола становятся такими слабыми и ранимыми! — Я от твоих шуток скоро буду вынужден нанять психолога, чтобы тот выводил меня из состояния тотальной разочарованности в себе. — Улыбаясь, однако, Сынри втянул аромат моих волос, касаясь их губами. — Хотя раньше мне никогда не было так хорошо по вечерам, как это ни странно. Всё-таки приятно найти человека, с которым можно вот так болтать и обсуждать всё без утайки. — Не хватало ещё этой сентиментальности! Как я буду ему изменять с Мино, если надумаю, когда он из себя такого добряка корчит? Боже, ну почему я теперь день и ночь думаю о том, что где-то в Сингапуре плутает моя возможность на исполнение мечты, что Мино всё-таки достижим… — Ещё и перепихиваться между делом с ним же, да? Но вернёмся к новизне. Скажи, почему ты раньше терял интерес к женщинам так быстро? — Не знаю, — похоже, он говорил искренне. — Возможно просто не был исчерпан лимит того, что было неиспробовано, и я гнался за неизведанным, свежим, попробовать всех и по-всякому. — А теперь ты попробовал всё? — Не всё, конечно, но, может быть, все доступные категории, и продолжать пробовать дальше — это лишь интерпретация уже виденного, испытанного, имевшегося. — Мы полежали молча и, несмотря на то, что руки Сынри, голого, держали меня под одеялом — тоже голую, и мы ещё не ложились спать, он не попытался ещё раз заняться любовью. Ему понравилось разговаривать. — Я вот что думаю. Впервые посмотреть с кем-то на звезды — прекрасно, и когда ты это делаешь раз, два, три — это интригует. Но на пятый-десятый раз уже никакого интереса. Точно так же можно впервые потрахаться с красивой тёлкой, и второй, и третий — потом это надоест. Есть куча вещей, которые мы относим к красивым, эстетичным, романтичным, но каково их бытовое назначение? Никакого. В них нет ничего полезного и чего-то такого, что ты понимаешь — да, вот это в жизни реально нужно. Нет, они просто красивые и удивляющие несколько раз штуки, получив которые ты ищешь следующее. Что же тогда реально нужно? Ну, предположим, грубый пример, если заболеть и валяться в тяжелом состоянии в койке, то нужен не тот, кто звезды покажет, а тот, кто лекарство подаст, присмотрит, за руку подержит. И вот такие простые и незаметные вещи — они не надоедают. Как они могут надоесть, если они представляют собой какую-то необходимость что ли… А новизна… да, она хороша только в том, что не нужно на всю жизнь, в чем единственным достоинством только и есть, что раньше этого не имел, но и позже тоже не будешь… — Сынри покачал головой, прекращая монолог. — Я что-то поплёл тут такое… коряво получилось. — Нет-нет, продолжай, мне нравится. — И мне это всерьёз нравилось больше, чем Сынри-ёбарь, которому ничего не надо кроме пары раздвинутых ножек под его бедрами. — Да я, в принципе, уже всё сказал. Я не умелец выдавать свои мысли стройными концепциями, но если ты меня поняла, то я рад. — Я поняла тебя, — улыбнулась я. А Мино — это мой интерес к новизне или всё-таки жизненная необходимость? Мино, что ты опять делаешь третьим в этой постели?