2. Думаю, родители меня по-своему любят.
3. Я могу быть симпатичной, если захочу.
4. Я намного умнее большинства людей.
5. Я знаю, чего хочу от жизни.
6. У меня есть Холдо.
Тут список кончался. Бри хотела набрать десять пунктов – десять выглядят как-то солиднее, правда? Но так и не смогла их придумать. Пожалуй, это служило поводом к новому списку.
1. У меня настолько хреновая жизнь, что я даже не могу придумать десять чертовых причин НЕ чувствовать себя ничтожеством 24/7.
Но на остальное у нее уже не было времени.
Бри ворвалась в кухню и, проигнорировав миску с мюсли, свежие фрукты и органический йогурт, вытащила из шкафа пирожок. Клубничный. Ее любимый. Бри сунула пирожок в рот и принялась жевать его на ходу, собирая школьную сумку. Она изрядно опаздывала, а потому практически выбежала из дома.
Пока парадные ворота медленно открывались, Бри снова задумалась о вчерашнем списке. Что за наивность – считать свою жизнь
Взять хоть первый пункт:
На первый взгляд это самая настоящая правда. Дом Бри был огромен. К нему даже вела отдельная дорога, Эшдоун-драйв – из тех, на которые люди победнее сворачивают специально, чтобы поглазеть на особняки. Дом Бри впечатлял особенно. За пафосными воротами с домофоном начиналась круговая подъездная дорожка. У семьи Бри не было сада в общепринятом смысле – слово «земли» здесь подошло бы больше. Чтобы просто пересечь их из конца в конец, требовалось добрых пять минут. За аккуратно подстриженными живыми изгородями скрывались бесконечные полосы темно-, светло – и умеренно-зеленых лужаек. Такие дома обычно разглядывают с улицы, надеясь хоть мельком увидеть обитающих там везунчиков и думая:
Но хотите знать правду? Бри ненавидела этот дом. Риэлторы почему-то не предупреждают, что в комплекте с огромными особняками идет еще и огромное одиночество. Причем постоянное. Бри могла хоть охрипнуть от криков – ее никто не услышал бы. Она знала это наверняка: в один особенно неудачный день проверила лично. Единственным ответом ей служило эхо собственных воплей, метавшееся между мраморными стенами вестибюля.
Парадные ворота казались ей тюремными. Бри нередко задумывалась, как сложилась бы ее жизнь без всей этой кучи денег, – и неизменно приходила к выводу, что в ней было бы куда больше веселья.
– Заткнись, Бри, – велела она себе самой.
Ворота за спиной у девушки закрылись, и она поспешила на встречу с Холдо. Был холодный октябрьский день. Пожалуй, стоило надеть колготки потолще. Выбор Бри в одежде вечно повергал ее маму в отчаяние. Кстати, о маме…
Ну, это смотря что понимать под любовью, верно? Бри никогда ни в чем не нуждалась. Значило ли это, что ее любили? Отец вкалывал круглые сутки, чтобы обеспечить семью вышеупомянутым тюремным особняком. Он уезжал на работу еще до того, как Бри просыпалась, – даже по субботам, – а возвращался обычно за полночь. Бри не очень понимала, чем он занимается, а он, в свою очередь, не был уверен, сколько ей лет. Их типичный разговор выглядел так:
Или вспомнить хоть рождественский обед…
Еще была мама. Она, по крайней мере, оставалась рядом – в физическом смысле. «Аппетитная мамочка на полную ставку» – так она о себе говорила. (Хотя, по нескромному мнению Бри, слово «аппетитный» не могло относиться ни к кому старше сорока.)
Большую часть времени она проводила на тренингах с труднопроизносимыми названиями, косметических процедурах и инъекциях ботокса, ради которых каждый день отправлялась на Харли-стрит, как на работу. В перерывах между ними мама читала про жизнь знаменитостей в глянцевых журналах, расползавшихся по всему дому. Любовь к дочери она выражала нескончаемым потоком ярко упакованных подарков, которые оставляла у нее на кровати.