Манящий запах жареной картошки

И на головы моих ни в чем не повинных подруг обрушился бурный поток сведений, которые я только что сообщила Пашке. И про Юлькину якобы беременность, и про Ленкиного коллегу-ухажера. Подруги сначала застыли в недоумении, а потом в комнате начался такой шум, будто там собрались не две интеллигентные девушки с высшим образованием и один рыхловатый мужчина, а стая сцепившихся по весне дворовых кошек. Я же тихонько скользнула на кухню, села там на диванчик, стараясь не шуметь, и стала пить свой кофе. Должна же я была, в конце концов, подкрепить силы!

Наконец Пашка закричал: «Помогите, убивают!» — и мне в стенку постучали соседи. Тогда я набрала в кувшинчик холодной воды и с превеликим удовольствием выплеснула его на этот орущий, дерущийся клубок. Холодная вода всегда в таких случаях оказывает положительное влияние. Клубок расцепился. Пашка с малиновой физиономией на всякий случай уполз под диван, а мои подруги, еще дрожа от возбуждения и тяжело дыша, не глядя ни друг на друга, ни на меня, причесались по очереди в коридоре, попили водички на кухне прямо из-под крана и гордо направились к выходу, предварительно заявив, что я могу делать с этим двуногим (обе с презрением показали под диван) все, что хочу, а ни одной из них он больше на фиг не нужен. Дверь за ними захлопнулась с удвоенной силой. Тогда я открыла шкаф и достала оттуда Пашкину одежду.

— Я не понял. Ты что, это все нарочно подстроила? — Пашка выполз из-под дивана и, нисколько меня не стесняясь, вяло стал влезать в джинсы. Я молча наблюдала за ним. Он двинулся к выходу, даже не застегнув пуговицы рубашки.

«Куда же он пойдет в таком виде? — жалобно шевельнулось у меня где-то в области сердца. — Ведь он теперь боится обеих — и жену, и любовницу! Может, оставить его у себя?» «Пусть идет к семье, а ты занимайся диссертацией!» — отозвался мой холодный аналитический ум. Я открыла Пашке дверь и выпустила на площадку. Он, спотыкаясь, придерживаясь рукой за стенку, побрел к лифту.

— Ну ты и придумала! — через два месяца с восхищением говорила мне по телефону Лена. Пашка, как я и предполагала, вернулся к ней (мужчины такого типа в конце концов всегда возвращаются к женам), и с пылу с жару состоявшегося примирения они, неожиданно даже для себя, умудрились сделать третьего ребенка. Юлия тоже не осталась внакладе. В то самое утро, разозленная всем произошедшим, она по дороге от меня совершенно неожиданно зашла в магазин горящих путевок и купила по дешевке тур в Турцию. Там на пляже она познакомилась с перспективным, молодым и неженатым мужчиной, за которого в настоящее время собирается замуж. Что касается меня, то я по-прежнему парюсь над своей диссертацией — заканчиваю последнюю часть, которая называется «Выводы».

Несмотря на счастливый конец этой истории, и Ленка, и Юлия относятся ко мне пока все-таки настороженно. Юлия не торопится познакомить меня с женихом, а Ленка больше не ходит с Пашкой ко мне в гости. Кроме того, одна наша общая знакомая мне рассказала, что при ней они назвали меня «опасной женщиной». Так что с выводами теперь у меня все в порядке. И вы тоже можете их обсудить.

Июль 2004 г.

СЛУЧАЙ ИЗ ПРАКТИКИ

Она пришла ко мне на прием в поликлинику в сером брючном костюме. Я считаю, серый — самый подходящий цвет для деловой женщины. На ней костюм сидел превосходно. Он очень шел к ее каштановым волосам и глазам оттенка хмурого неба. Эта женщина мне сразу понравилась, хотя и не подозревала об этом. Она обратилась ко мне, начинающему психотерапевту, потому что ни разу за всю свою тридцатипятилетнюю жизнь не смогла никого полюбить, и ее это беспокоило. Я же, молодой врач, в сущности, мальчишка, моложе ее десятью годами, должен был разобраться в том, что объективна, как разумному человеку, профессионалу, мне было понятно, но во что невозможно было поверить — настолько это казалось непонятным, странным, нереальным и неправильным.

Как это — она никогда никого за свою жизнь не любила? Вообще никогда? А в школе? А в детском саду? А маму с папой тоже не любила?

— Отец мой был директором небольшого предприятия, мама в молодости — фабричной девчонкой. Мать отца чуть ли не боготворила. Она говорила, что за нашу жизнь, действительно, в общем, безбедную и стабильную, мы должны быть благодарны ему, как Богу. Отец же был очень раздражительным человеком, вечно орал по пустякам, а когда выпивал по выходным, становился еще более неприятным, начала она свой рассказ.

Анна — так звали мою пациентку, — с детства вполне благополучная, хорошо одетая и прилично воспитанная, понимала все сложности житейских обстоятельств, но и к матери ни благодарности, ни любви не испытывала.

— Родись на моем месте другая девчонка, родители любили бы ее точно так же, как и меня, — продолжала она. — За что мне быть им благодарной?

В детский сад она никогда не ходила, а школьные подруги ее раздражали тем, что учились хуже ее и чуть не с первого класса говорили почти всегда о мальчиках и о любви. «Глазки и лапки!» — с презрением называла она эти разговоры.