Манящий запах жареной картошки

— Но как объяснить это все? Или у тебя любовник — капитан воздушного судна? — Он все еще стоял с грозным видом, а вместе с тем при виде ее слез в сердце его уже зашевелилась жалость к ней, и он почувствовал, что, что бы она ни сделала, он способен простить ей все, даже самое невероятное: и кучу любовников, и любое возможное преступление.

Он стоял над ней и не знал, что еще сказать, а она все плакала и плакала, безутешно и горько, и даже не вытирала слез, и не могла остановиться. Он принес ей из кухни воды, снова ощутив там запах уже остывших котлет.

«Ну не верю я, что она может сделать что-то плохое!» — сказал он себе и решительно обнял ее за плечи.

— Мариночка, зайка, ты все должна рассказать! Мы вместе придумаем, как помочь твоему горю!

— Помочь? — Она так удивилась, что оторвала руки от лица. — Моему горю уже ничем не поможешь! Оно заключается в том, что ты бессердечный, закостенелый, неисправимый эгоист, ничего не замечающий вокруг, кроме себя!

— Я? — Он раскрыл рот и захлопал глазами от изумления.

— Конечно, ты! — закричала Марина. Дыхание ее прерывалось от рыданий. Глаза опухли от слез, на щеках проступили пятна, но вместе с тем он чувствовал, что она была настолько близка ему, что ему не было никакого дела ни до этих пятен, ни до ее распухшего носа; он только хотел, чтобы поскорее растворилось, исчезло это очевидное недоразумение, в котором каким-то образом по недосмотру оказалась замешанной его жена. И все опять потекло бы по-старому!

— Но разве я в чем-то виноват? — спросил он.

— Виноват? Еще бы! Кто полностью заслонил собой мою жизнь? Кто хотел, чтобы я ушла с работы? Кто превратил меня в никчемное, раздражительное существо? Разве не от тебя я всегда слышала только одно? Твои дела, твой бизнес, твои неприятности, твои успехи, твоя машина, твои коллеги, наконец? Только это имело значение для тебя! Ладно бы ты еще добился каких-нибудь внушительных успехов, так нет! Любая козявка могла вытирать о тебя ноги! И ты принимал такое положение и, несмотря на все это, считал себя деловым человеком! А что оставалось мне? Стряпать котлеты? Смотреть сериалы по телевизору? Ходить по магазинам?

— Марина, — он просто опешил от такого напора, — но ведь я хотел облегчить тебе жизнь! Миллионы женщин мечтают о том, чтобы не работать, а вести только домашние дела!

— Мне осточертели эти дела! Мне осточертело твое невнимание! Сколько раз я просила тебя — давай сходим в музей, в театр, в Консерваторию, наконец? Что ты мне отвечал?

— Я действительно уставал на работе, и мне никуда не хотелось идти, — вяло признался он. — Гораздо приятнее было просто посидеть или полежать дома.

— Конечно, тебе приятнее! А каково было мне — в тридцать лет похоронить себя в четырех стенах! Только и следить за тем, чтобы вовремя убирать, стирать и готовить?!

— Так ты придумала себе такое развлечение, кататься на самолетах? И ты просто гуляла во всех этих городах?

Он почувствовал себя счастливым, оттого что понял — никакого любовника у нее действительно не было!

— Да! Я каталась! — Она вытерла ладошками мокрые щеки и с вызовом смотрела на него. — В этом была хоть какая-то тайна! Элемент приключения! Суррогат настоящей деятельности! Я наслаждалась этими поездками! Это был мой секрет, моя жизнь. Я копила деньги, я жила от одного путешествия к другому, изображая деловую женщину или женщину, имеющую роман! Стоило бы его завести, чтобы тебя наказать! Так продолжалось более двух лет, а ты ничего не замечал! Ты вообще ничего не видел, кроме себя! А теперь ты каким-то подлым образом раскрыл, раскопал мою тайну! Что мне теперь делать? В чем искать радость жизни? — И она, не удержавшись, снова заплакала горько-горько.

Он растерялся.

— Но разве смысл нашей жизни был не в том, что мы жили друг для друга?

— Друг для друга! — усмехнулась она. — Это пустые слова. Ты для меня не жил. Даже если бы я уехала в Нью-Йорк, ты бы и этого не заметил!

— А ты разве жила не для меня?

Она лишь повела плечами.

— Я для тебя работала по хозяйству. Но чтобы выполнять эту работу, не обязательно быть женой. Можно нанять домработницу. Или в Японии, — она снова всхлипнула, — уже есть роботы, которые сами по себе все делают!

— Мариночка, какой ты еще ребенок! — Он почувствовал опустошение оттого, что все оказалось одновременно и просто, и сложно: ни любовника, ни шпионажа, ни преступления она не совершила, но вместе с тем он отчетливо понимал: ее отношение к нему было разрушено, и он не знал, что же он может поделать.

— А представь, не дай Бог, в незнакомом городе с тобой что-нибудь бы случилось: попала бы под машину, украли бы деньги, сломала ногу — всякое бывает… Где бы я стал тебя искать?

— Мне уже все равно, — сказала Марина. — Я должна была куда-нибудь уехать, чтобы не сойти с ума. Я не думала о последствиях! Мне было важно сохранить себя как личность.

— А деньги где ты брала?

— Экономила на хозяйстве. И занималась с учениками, пока ты был на работе. На билеты хватало.

— А твои вещи? Новый пиджак?

— Купила, чтобы никто случайно меня не узнал.