Манящая тайна

Дверь снова отворилась. В комнату влетела Филиппа, леди Харлоу, запыхавшаяся, со сбившимися набок очками. Следом за ней вошел Азриэль с горячей водой и салфетками.

Не обращая внимания на присутствующих, Пиппа подошла к мужу и тронула его за плечо. Кросс поднес руку жены к губам и поцеловал. После чего графиня обратила все свое внимание на Темпла. Пробежалась пальцами по его плечу и вниз — к тому месту, откуда торчал нож. Затем, чуть помедлив, слегка надавила пальцами, и Темпл хрипло застонал.

— Вы делаете ему больно, — проворчал Чейз.

Пиппа даже не взглянула на него.

— То, что он чувствует боль и может протестовать, — это очень хороший знак. Следовательно, он в сознании. — Она повернулась к мужу. — Хирург ушел сразу же после первого боя. На его поиски отправили несколько человек, но мы не можем долго ждать. Ты должен вытащить… вот это. Мы должны заняться раной до того, как… — Графиня замолчала, но всем и так было ясно, что она хотела сказать.

— А если он, этот нож, хоть как-то помогает ему не истечь кровью? — спросил Чейз.

— Если дело только в этом, — ответила Пиппа, — то мы всего лишь оттягиваем неизбежное.

— Леди Харлоу, поскольку я совершенно не сомневаюсь в вашей компетентности во всех областях науки, — произнес Чейз, — вы уж простите меня за то, что я подвергаю сомнению ваше мастерство как доктора.

Пиппа молчала, глядя на мужа, ожидая.

— В свете текущих обстоятельств я пропущу мимо ушей тон, каким ты разговариваешь с моей женой, — сказал Кросс. — Мы не можем дожидаться хирурга. Ожидание может растянуться на несколько часов.

Чейз смачно выругался. Подобное проявление эмоций со стороны такого стоика, как основателя «Ангела», обеспокоило всех присутствовавших.

— Он не умрет, — заявил Борн, то ли давая клятву, то ли молясь. — Ведь он — Темпл. Он крепче всех нас. И здоровее. Господи Иисусе, да он здоровый как бык! Непобедимый!

Какое-то время все молчали.

— Приведите мне девчонку, — сказал вдруг Чейз.

Кросс же решительно ответил:

— Нет.

Борн высказался более красочно:

— Только через мой гниющий труп эта сука войдет в эту комнату.

— Пусть посмотрит, что она с ним сделала, — проворчал Чейз.

— Мне бы хотелось, чтобы она на собственном опыте испытала, что она с ним сделала, — в задумчивости проговорил маркиз.

Чейз посмотрел на Азриэля:

— Приведи девчонку!

Охранник не колебался ни секунды. Требования босса исполнялись мгновенно.

— И следи за ней. А то она, как ее братец, вонзит нож в любого из нас. — Борн потрогал свой глаз. — И у нее поразительно сильная правая.

Пиппа пристально посмотрела на маркиза и спросила:

— Она вас ударила?

Борн вздохнул.

— Я этого не ожидал…

Кросс, не удержавшись, вставил:

— Еще бы… Конечно, не ожидал. — Он снова уставился на рану Темпла, глядя, как Пиппа пыталась остановить кровотечение вокруг ножа, — Сизифов труд, потому что кровь текла и текла.

Графиня долго молчала, затем, не поднимая глаз от раны, проговорила:

— Но вы же не можете открыться ей.

Чейз внимательно посмотрел на нее:

— Да, конечно. Мне это даже в голову не пришло.

— Ей нельзя доверять, — поддержал жену Кросс.

Пиппа чистой салфеткой стерла со лба Темпла нот и прилипшие еще на ринге опилки.

— Если она узнает… — подал голос Борн и умолк. Продолжать не было необходимости. Всем и так было ясно: если Мара — да хоть кто угодно, кроме нескольких доверенных лиц, узнает, кто на самом деле Чейз, «Ангелу» будет угрожать реальная опасность. А вместе с «Ангелом» и всем им.

На стене тюремной камеры Мары висела мрачная картина — сцена из мучений Прометея. Герой, прикованный к скале, лежал с лицом, искаженным агонией, а Зевс в виде ужасного черного орла рвал его плоть. Наказывал за дерзость. За то, что тот похитил у богов огонь. За то, что думал, будто может их победить.

Пугающая картина. Огромная, угрожающая, наверняка предназначенная для того, чтобы люди, осмелившиеся бросить вызов «Ангелу», осознали последствия своих поступков и приготовились к покаянию.

И вспыхнуло воспоминание — Темпл, распростершийся на полу ринга, и… вытекавшая из него жизнь.

Кит его ударил. Ее, Мары, ножом.

Внезапно дверь открылась, и Мара тотчас, повернувшись к ней, выпалила:

— Герцог… он жив?!

Секундант Темпла, мужчина, стоявший на страже у приюта — высокий, широкоплечий, с кожей темной, как ночь, — не ответил ей, просто молча, жестом, показал, что она должна идти впереди него по темному коридору. И было совершенно понятно: с ее стороны будет большой ошибкой не подчиниться этому требованию. Его явно натаскивал сам Темпл…

С колотившимся сердцем Мара повиновалась; когда же прошла мимо него, он произнес низким хриплым голосом:

— Не вздумайте что-нибудь выкинуть. Ясно?

Она хотела сказать, что и не собиралась. Что очень расстроена случившимся. Что если бы она предполагала такое, то сделала бы все возможное — лишь бы не допустить случившегося. Но Мара понимала, что все ее попытки объясниться будут тщетными, а все сказанное ею будет принято за ложь. Поэтому она молча кивнула и шагнула в тускло освещенный коридор.