Она была самым прекрасным созданием на свете, и он пожирал ее взглядом — волосы ее рассыпались по плечам, а странные дивные глаза были исполнены желания. Губы же чуть припухли от его поцелуев…
Темпл снова прильнул к ее губам, не в силах сдержаться. Он целовал ее долго и страстно, и он был абсолютно уверен в том, что никогда еще не испытывал ничего подобного. Кроме…
Он резко отстранился. Мара вздрогнула и открыла глаза.
— Тебе не следовало останавливаться, — сказала она с улыбкой.
Темпл пожал плечами и тяжко вздохнул.
— У портнихи, — начал он, с ужасом глядя, как гаснет чувственность в глазах Мары. — Что ты тогда сказала?..
«Вы не в первый раз видите меня в одном белье», — тотчас же вспомнились Маре ее слова.
— Мы уже занимались… этим? — спросил Темпл.
Ее взгляд метнулся к его руке, к татуировке.
— Да.
Нет, этого не может быть! Он бы запомнил!.. Хотя, с другой стороны…
Темпл снова ее поцеловал, на этот раз — как бы проверяя свои ощущения. Он должен вспомнить! Наверняка он должен помнить ее вкус и ее ласки. Да-да, он должен ее вспомнить.
Оторвавшись от ее губ, Темпл скользнул ниже, к ямочке у ключицы. И провел по ней языком, пробуя на вкус и наслаждаясь вздохом, сорвавшимся с ее губ. Затем потянул завязки на лифе, ослабил их и скользнул рукой под ткань, чтобы погладить напрягшийся бугорок на груди.
Боже милостивый, он должен ее вспомнить!
Он посмотрел ей в глаза, помутневшие от вожделения, и снова спросил:
— Так мы занимались этим раньше?
Она замялась, и эта заминка вызвала у него прилив досады. Он не позволит ей увиливать! Не позволит солгать!
Внезапно это сделалось для него важнее всего на свете. Он потянул вниз ткань, глядя, как под платьем и светлой сорочкой обнажается еще более светлая кожа. Безупречная кожа, золотисто-медовая в отсветах пламени камина.
Чуть помедлив. Темпл потянулся губами к отвердевшему бугорку — туда его манило все сильнее.
Ему потребовались все силы, чтобы замереть на расстоянии вдоха и прошептать:
— Мы занимались этим раньше, верно?
— Уильям!.. — выдохнула она его имя. Его настоящее имя.
Он замер. Она тоже.
— Как ты меня назвала?
Мара нервно сглотнула.
— Я… — Она умолкла, словно лишилась дара речи.
Значит, Уильям… Никто не называл его так вот уже десять лет. Нет, дольше. Да и раньше мало кто называл его по имени, но ему всегда нравилось, если так его звали женщины — в этом была какая-то непринужденность, приближавшая их к нему, делавшая их более сговорчивыми.
— Скажи это еще раз. — Слова его прозвучали как приказ, которого невозможно было ослушаться.
— Уильям, — повторила она. В ее прекрасных глазах пылал огонь, а чувственные губы манили все сильнее.
О Боже, это уже происходило! И он должен ее вспомнить, должен! Но, увы, не мог. Потому что она позаботилась об этом. Она украла у него ту ночь.
Темпл резко отстранился от нее — словно она его обожгла. А может, так и было. Может, то, что он не в силах вспомнить ту ночь, и есть ее самое серьезное прегрешение. Ведь теперь-то он понимал, чего лишился.
Он стоял, чувствуя прилив крови при каждом своем движении. В голове помутилось, а досада и разочарование сделались еще острее.
Наконец, отвернувшись от Мары, он отошел от нее подальше и прошелся по комнате. Затем, повернувшись к ней, спросил:
— Что еще случилось в ту ночь?
Она молчала.
Черт побери, что же произошло?! Он ее раздел догола? Целовал во все запретные места? Она ответила взаимностью? Насладились ли они друг другом в ту ночь, до того, как он проснулся герцогом-убийцей и больше никогда не мог прикоснуться к женщине, не увидев в ее глазах страх? Или Мара просто использовала его?
Гнев охватил его как лихорадка, и он закричал:
— Я видел вас в нижнем белье, а дальше что?!
Мара по-прежнему молчала, а Темпл все сильнее злился. Злился и на нее, и на себя самого.
— Мара, так что же?..
И тут ему вспомнились ее слова.
«Я никогда не видела аристократа, достойного доверия», — кажется, так она сказала.
О Иисусе! Он сделал ей больно?!
Он не мог этого вспомнить, но если она была девственницей, то он, конечно, сделал ей больно. Наверняка не был достаточно осторожным.
Темпл запустил пальцы в волосы. Он никогда не был с девственницей, однако же…
А что, если… О Боже! Приют… Мальчики…
Что, если один из них — его сын?
Сердце его отчаянно колотилось. Нет, невозможно! Она бы не убежала. Да и не родила бы от него ребенка.
Или родила бы?
Мара совершенно хладнокровно привела в порядок лиф платья — будто они обсуждали погоду. Наверное, решила, что не стоит обижаться.
Темпл подошел к ней почти вплотную. Он с трудом подавил желание хорошенько ее встряхнуть.
— Вы задолжали мне правду, Мара.
В ее взгляде что-то промелькнуло. Казалось, она обдумывала его слова. Вероятно, взвешивала возможности, просчитывала варианты. А потом вдруг проговорила:
— Мы уже обсудили условия нашего соглашения, ваша светлость. Вы получаете свое возмездие, а я — деньги. Если хотите узнать правду, буду рада поговорить о цене.