Мой взгляд задерживается на “Эскалейде”, и я в миллионный раз отбрасываю эту мысль. Роману и Маркусу он понадобится. В нем все их оружие и планы. Без него… ну, им не совсем крышка. Они из тех, кто вступает в ситуацию вслепую и выходит оттуда похожими на богов. Машина им не нужна, но она определенно поможет, и я не сомневаюсь, что ночью наступит момент, когда мне понадобится эта помощь. Поэтому вместо этого я бегу к главной дороге.
В миле дальше по улице есть заправочная станция, и к тому времени, как я добираюсь до нее, мое сердце бешено колотится. Я не бегун, но сегодня вечером я гребаная звезда легкой атлетики, нравится мне это или нет.
Я прячусь в кустах, нетерпеливо ожидая. Это не самая лучшая моя идея на сегодняшний день, но когда девушка в отчаянии, никто не знает, что она может натворить.
Черный "Додж РЭМ" влетает на заправку и останавливается рядом с колонкой, а на моем лице расплывается улыбка. Парень, который вываливается с водительского сиденья, выглядит так, словно выпил десятую порцию бурбона за ночь, а отчаяние в его глазах наводит на мысль, что, возможно, какая-то цыпочка только что согласилась позволить ему трахнуть себя в течение целых четырех секунд, которые понадобятся ему, чтобы кончить и прохрипеть не то имя.
Бинго.
Я наблюдаю, ожидая своего шанса сделать ход, и, поскольку я классная сучка, я слежу за тем, чтобы он залил достаточно бензина, чтобы доставить меня туда, куда мне нужно. Проходит несколько минут, и в тот момент, когда он поворачивается спиной к своему "Додж РЭМ" и направляется в магазин, я, как гребаный неудачник, поднимаю кулак и делаю свой ход.
Я мчусь через стоянку, изо всех сил стараясь не шуметь, и, добравшись до большого грузовика, начинаю молиться Тейлор Свифт, чтобы в кабине не было пассажира.
Распахнув дверцу, я быстро осматриваюсь, прежде чем нырнуть головой вперед во внедорожник. Кабина пуста, и, пока мое сердце бешено колотится в груди, я отчаянно выдвигаю сиденье вперед, насколько оно позволяет, прежде чем нажать кнопку "Пуск" и почувствовать, как монстр-машина оживает подо мной.
Она громкая и вся вибрирует от мощности. Я поднимаю голову и наблюдаю за парнем через грязные окна. Он слишком занят, сканируя ряды презервативов, и, зная, что лучшего шанса у меня не будет, я давлю на газ и вылетаю на дорогу, как летучая мышь из ада.
24
МАРКУС
— СУКА! — Голос Романа разносится по маленькому номеру мотеля, и моя голова поднимается с подушки, а глаза распахиваются, готовые к любой угрозе. Я отдергиваю руку назад, запястье саднит от острого холодного металла.
В комнате кромешная тьма, и я мгновенно ищу угрозу, прежде чем мой взгляд возвращается назад и обнаруживает, что моя кровать пуста, а запястье приковано наручником к гребаному изголовью.
— БЛЯДЬ, — рычу я, натягивая наручник, и проверяя его сопротивление.
— Она сбежала, — выплевывает Роман, вставая с дивана.
Я кладу руку на простыни рядом со мной, и тихо ругаюсь, изо всех сил пытаясь контролировать ярость, пульсирующую в моих венах.
— Постель холодная. Ее давно нет.
С дивана доносится тяжелый удар, и я улучаю момент, чтобы оглядеть Романа, обнаруживая в той же долбаной ситуации, только прикованного наручниками к чертовой лампе. Он тянет за наручник, гнев выплескивается из него, как гребаное цунами, разрушая все на своем пути.
— Я, блядь, убью ее, — выплевывает он, отводя от меня взгляд, чтобы скрыть панику в глазах.
— Становись в очередь, — выплевываю я в ответ, сажусь и поворачиваюсь, пытаясь найти слабое место в изголовье кровати, которое я могу использовать в своих интересах. Прошло слишком много времени с тех пор, как я проливал кровь, и я начинаю немного нервничать. Я жажду ее, нуждаюсь в ней. Это мой гребаный эликсир жизни, и прямо сейчас мысль о том, чтобы пролить кровь Шейн, стоит на первом месте в моем списке приоритетов.
К черту ее и ее дерьмовые маленькие игры. Вот каково это, когда тебя обыгрывают? Не могу сказать, что я когда-либо позволял кому-то вот так подставлять меня, никогда не подпускал кого-то достаточно близко, чтобы даже попытаться. Чертова маленькая соплячка. Ее упругая задница будет болеть, когда я закончу с ней.
Роману быстро надоедает лампа, и он вырывает всю эту гребаную штуку прямо из пола, а затем поднимает ее и позволяет наручнику упасть с нижней части. Он швыряет то, что осталось от лампы, через всю комнату, вымещая свою злость на дешевом металле, а затем пытается протиснуть руку через наручник на запястье.
Я усмехаюсь. Каждый гребаный идиот в наручниках всегда пробует это дерьмо. Ему следовало бы знать лучше.
Быстро поняв, что его попытки бесполезны, он подходит к небольшой двуспальной кровати и внимательно осматривает изголовье, пытаясь придумать, как, блядь, вытащить меня отсюда. Не буду врать, Роману не в первый раз приходится спасать меня от какой-то сумасшедшей цыпочки, приковавшей меня наручниками к кровати, но впервые он не смеется над этим.