Маньяки

— Да, — настаиваю я, беря его руку и кладя ее себе на бедро. — Но когда ты касаешься меня здесь, я представляю только его руку. Когда ты наклоняешься ко мне, я вспоминаю, как он прижимался к моему телу. Мне так страшно, что когда я наконец снова почувствую тебя внутри себя, я точно знаю, что пронесется у меня в голове, и ничто не сможет избавить меня от этого грязного чувства. Я знаю, что ты не видишь меня такой, никто из вас не видит, но я не могу не чувствовать этого. Когда я с вами, ребята, я добровольно отдаю свое тело, но с ним… он украл его и надругался над ним, как будто имел на это полное право, и тело, которое я получила обратно, не ощущается как мое собственное… больше нет.

Маркус проводит пальцами по моему лицу, откидывая волосы назад, и я откликаюсь на его прикосновение, желая, чтобы он избавил меня от этой боли.

Слезы угрожают пролиться, когда я поднимаю взгляд и снова встречаюсь с его взглядом.

— Я не знаю, как я смогу снова отдаться вам, ребята, не чувствуя… этого.

Рука Маркуса скользит по моему лицу, а затем обвивается вокруг моей шеи сзади и притягивает меня к себе. Он нежен и дает мне возможность отстраниться, если мне это нужно. Но я соглашаюсь, потому что близость с ним, как и с любым из них, — единственное, что не дает мне рассыпаться на части.

Я принимаю руки к его сильной груди, а мой лоб опускается на его.

— Ты же знаешь, что я люблю тебя, правда? — спрашивает он. — Ты — весь мой гребаный мир. Нет такой чертовой вещи, которую я бы не сделал, чтобы сделать тебя счастливой. Я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе снова почувствовать себя комфортно в твоем собственном теле. Если это означает не прикасаться к тебе или спать в разных кроватях — тогда я сделаю это. Только скажи, детка. Я не собираюсь давить на тебя, и ты должна знать, что Роман и Леви тоже не будут. Мяч на твоей стороне, и мы не хотим, чтобы ты боялась говорить о том, что тебе нужно, потому что ты слишком озабочена тем, чего хотим мы. Ты понимаешь меня, Шейн? Все, чего мы хотим во всем этом гребаном мире, — это увидеть, как ты восстанешь, как феникс, и получишь все, чего заслуживаешь, и даже больше.

У меня вырывается тихий вздох, и я чуть приподнимаю подбородок, чтобы почувствовать, как мои губы прижимаются к его губам. Я нежно целую его, его слова значат для меня больше, чем он когда-либо сможет понять.

— Я тоже люблю тебя, — шепчу я, прижимаясь к его губам.

Между нами наступает тишина, каждый из нас просто живет моментом нахождения в объятиях друг друга, пока я наконец не возвращаюсь на его бедра. Я не отрываю от него глаз, когда Роман возвращается в комнату, направляясь прямо к камину и давая нам возможность побыть вдвоем. — А как насчет тебя? — Я спрашиваю его. — Мы сегодня много перемещались. Тот спринт по лестнице и к складу не мог быть легким для тебя.

Маркус пожимает плечами, его рука все еще лежит на моем бедре, и он проводит большим пальцем туда-сюда.

— Я в порядке, детка. Ничего такого, что не исправили бы несколько дней, проведенных с тобой в моих объятиях.

Улыбка расползается по моему лицу, и я быстро качаю головой.

— Даже не пытайся умаслить меня этим дерьмом, Маркус ДеАнджелис. Я провела три дня, запертая с тобой в бункере. Я знаю, когда ты пытаешься отвлечь меня. — Его глаза немного темнеют, и я приподнимаю бровь. — Что случилось?

Он вздыхает и неохотно задирает футболку, показывая мне яростную красноту, расползающуюся вокруг его раны, и засохшую кровь там, где он порвал швы во время нашей безумной пробежки.

— Черт, — выдыхаю я, пока Роман возится с камином позади меня. Я опускаю пальцы к припухлости и осторожно надавливаю на нее, ненавидя то, как Маркус шипит под давлением. — Почему ты ничего не сказал?

Марк бросает на меня взгляд, который говорит о том, что я должна сама догадаться, но я просто смотрю в ответ, заставляя его произнести слова вслух, чтобы услышать, как нелепо они звучат.

Он вздыхает и опускает взгляд на рану.

— Что я могу сказать, детка? Ты всегда будешь на первом месте.

Закатив глаза, я тяжело вздыхаю и смотрю в сторону входа в огромную гостиную, но никаких признаков Леви не вижу, поэтому оборачиваюсь и смотрю на Романа, который неуклонно разводит теплый огонь.

— Ты видел Леви? — Спрашиваю я. — Марк…

— Маркусу больше не нужно, чтобы этот мудак тыкал в него пальцем, — вклинивается Марк. — Просто заклейте это пластырем, и все будет в порядке. Клянусь, — добавляет он, видя выражение моего лица. — Я не сдвинусь с места всю ночь и утром буду как новенький.

Раздраженно вздыхая, я слезаю с его колен и пересекаю комнату к коробке с лекарствами и принадлежностями для оказания первой помощи, которую дал нам Мик. Мгновение спустя я возвращаюсь к нему со всем, что ему нужно, и, не колеблясь, забираюсь обратно к нему на колени. Стягивая его футболку прямо через голову, я изо всех сил стараюсь сосредоточиться на ране, а не на шедевре подо мной.