Маньяк

Следственные изоляторы выполняют функции исправительных учреждений в отношении осужденных, оставленных для выполнения работ по хозяйственному обслуживанию, осужденных, в отношении которых приговор суда вступил в законную силу и которые подлежат направлению в исправительные учреждения для отбывания наказания.

Статья в Уголовно-исполнительном кодексе

— Лицом к стене!

Андрей послушно повернулся, уперся взглядом в стену. Все происходящее казалось дурным сном, только проснуться никак не удавалось. В руках конвоира звякнула связка ключей, замок с металлическим скрежетом провернулся, лязгнул засов, тяжелая дверь распахнулась.

— Пошел! — прозвучала команда.

Андрей замешкался, толчок в спину придал ему ускорение, дверь позади закрылась, звуки прозвучали в обратном порядке: лязгнул засов, провернулся замок.

В пропахшей канализацией и потом камере на него уставились восемь пар глаз. Выражение этих глаз отнюдь не было приветливым. Андрей осмотрелся. Большую часть помещения с крошечным, забранным решеткой окошком и тусклой лампочкой под потолком занимали нары в два этажа. На пятачке посредине камеры стояли стол и два табурета. На одном сидел седой мужчина лет пятидесяти с незажженной папиросой в зубах, которую он перекатывал из одного угла рта в другой. Табурет напротив занимал голый по пояс, бритый бугай с многочисленными наколками на руках и груди. Остальные обитатели камеры сидели или лежали на нарах.

— Здравствуйте, — сказал Андрей.

Никто ему не ответил.

Андрей подошел к единственному свободному лежаку. Тот, конечно, оказался ближним к зловонной дырке в полу, «турецкому туалету», как называли в народе отхожее место с площадкой для ног. «Ваше место возле параши…»[34] — вспомнил Андрей фразу из популярного кинофильма. Он вздохнул и положил на лежак выданный охраной тонкий матрас, просвечивающее на свет одеяло без пододеяльника и подобие подушки, набитой чем угодно, только не пухом.

— Нет, Угрюмый, ты только посмотри на этого фраера, — раздался сзади визгливый голос. — Обществу не представился, а шконку[35] занимает!

Андрей обернулся. Около седого мужчины суетился невзрачный кривоногий тип, тыкал в сторону доктора грязным пальцем, крутился на месте, поворачивался то к сокамерникам, то к сидящим за столом.

— Угрюмый, — все больше заводился субъект, — он же нас не уважает, разговаривать не хочет!

Андрей молчал, следуя народной мудрости о золотом молчании.

— Щас я его пропишу[36] по правилам!

Кривоногий подскочил к доктору, замахнулся. Андрей не пошевелился, глядя противнику в глаза, только расслабил плечи и чуть согнул колени, готовясь уклониться от удара. Однако удара не последовало, вместо этого на пол полетели постельные принадлежности.

— Уймись, Ворот, — процедил седой мужчина, — дай с человеком поговорить.

«Точно — ворот, — подумал Андрей, глядя, как кривоногого будто ветром сдуло; через мгновение тот уже восседал на нарах и скалился щербатым ртом. — А мужик этот с папиросой, видимо, здесь в авторитете». Сергеев пригляделся к тому, кого заключенный назвал Угрюмым.

— Подойди сюда, человек, — сказал Угрюмый и поманил Андрея пальцем.

Доктор немного помедлил, но решил, что показывать характер сейчас не лучшее время. Он сделал несколько шагов и остановился около стола.

— Извини, сесть не предлагаю. Видишь, кресло занято. — Угрюмый кивнул на детину с татуировками. В камере раздалось дружное ржание.

— Расскажи обществу, кто ты есть, за какие дела тебя замели?

— Я врач скорой помощи, подозревают в убийстве.

— Лепило[37], значит… — протянул Угрюмый.

— Да какой он лепило, — снова соскочил с лежанки Ворот, — мент он переодетый…

— Тихо, Ворот, — бросил Угрюмый, не оборачиваясь, — я тебе слова не давал.

— Гадом буду, Угрюмый, мент это…

Татуированный бугай начал вставать, пристально глядя на Ворота. Тот пискнул что-то нечленораздельное, взлетел на нары и забился в дальний угол.

— Лепило, — повторил Угрюмый, — зарезал кого, отравил или лекарство перепутал?

— Я не хирург, — возразил Андрей, — не режу и препараты не путаю. Подозревают, что я маньяк, женщин убиваю.

Впервые на лице Угрюмого появилось что-то, похожее на эмоции.

— Ты маньяк?! Баб кромсаешь? И скольких же ты погубил?

— Не знаю, — Андрей пожал плечами, — не сказали.

— Ладно, это дело твое, а какой ты лепило, мы сейчас проверим. — Угрюмый повернулся к нарам. — Шило, шкандыбай сюда.

— А че сразу Шило, — раздалось ворчание с дальних нар.

К столу шаркающей походкой подошел худой высокий мужчина, бережно поддерживающий правую руку.

— Вот, товарищ наш неудачно со шконки свалился…

Камеру вновь огласил хохот.

— Цыц! — прикрикнул Угрюмый. — Теперь руку поднять не может, надо помочь товарищу.