Читаем Маневры памяти (сборник) полностью

– Разница между атомными лодками и дизельными, – сказал он, – как известно, та, что атомная – это подводный корабль, способный, если нужно, подняться на поверхность, дизельная же – наоборот – это надводный корабль, в случае необходимости способный на некоторое время погрузиться…

В поход, повторим, отправились тогда лодки лишь дизельные. Поход предстоял не совсем шуточный. Особые указания по этому поводу получили даже снабженцы, и, кроме загрузки полного гастрономического набора того, что подводнику полагается, вообще-то, и без всякой командировки в тропики, всю команду было приказано переодеть в новые комплекты рабочего обмундирования. То есть в ненадеванное еще темно-синее хлопчатобумажное, или попросту х/б. Аббревиатура эта, не знаю, как сейчас, а в те годы пояснений не требовала. Лодки вышли. А теперь вопрос (не только читателю, но и самому себе) – сколько суток необходимо, чтобы дизельным лодкам от Североморска или Сайда-губы дойти до Кубы? Скорость подводная-надводная (подводная, разумеется, в режиме эконом-ход) была тогда узлов примерно 9/12, но, вообще-то, не война же? А раз так, побережем имеющийся ресурс, к тому же этот Гольфстрим почему-то все время буквально навстречу, да еще любому понятна особенность совместности плавания – когда скорость передвижения отряда равна скорости самой тихоходной его единицы. Но как бы там ни было, лодки все южней, и южней, и все ближе тропики… А какие тогда кондиционеры для очистки воздуха были на наших лодках? Это в середине-то пятидесятых?

Повторю, что впечатления об этом переходе не мои собственные, и я лишь реставрирую детали рассказа очевидца. И вот уже на подходе к Кубе, когда должны соблюдаться все элементы скрытности, одна из лодок вынуждена из-за необходимости зарядки батарей всплыть. И происходит это вблизи американского корабля, если и вообще не у его борта. Или тот сам подрулил поближе. И когда из люков на палубу лодки – подышать субтропическим воздухом (казавшимся после того, чем приходилось дышать в отсеках, необыкновенно свежим), вылезают наши моряки, то «американы» (сленг рассказчика), высыпавшие в свою очередь на свою палубу, похоже, слегка обалдевают…

Рассказчик, не скрою, применил тут другой, несколько менее изысканный глагол. Причиной же изумления американских моряков, как стало понятно, был цвет кожи подводных пришельцев. Вспомним их новую, еще ни разу не стиранную спецодежду. Из люка подводной лодки вылезали и вылезали полуголые и лоснящиеся, от горла вниз темно-синие люди…

– А что, они, прежде чем выйти на палубу, не могли душ принять? – спросила корреспондентка.

Рассказчик, помню, вопросительно посмотрел на меня, а потом – с грустью – на нее. И ничего не ответил.

<p>VI</p>

В нашей роте, когда я учился во втором из своих трех (фактически же – пяти)[6] военно-морских учебных заведений, естественно, был человек (это середина пятидесятых), который приватно информировал командира роты о том, что внутри роты происходило. Ситуация, вероятно, была штатной. Но информатор командира, я намеренно избегаю здесь других не вполне приятных слов, у нас был совершенно особенный, да и командир не сказать чтоб ординарный. А что несомненно, так это то, что у обоих было чувство меры, а также разумной избирательности. И ситуация сложилась такая – командиру почти сразу становилось известным о нарушениях, можно сказать, ерундовых – кто загорал вместо лекции на крыше Замка (наш факультет тогда располагался в Инженерном замке), кто на увольнении переодевается в гражданское (это тогда запрещалось), кто хранит в столе личный фотоаппарат (их почему-то там нельзя было хранить)… Но ни этот командир роты (которому, впрочем, не было в том никакой надобности), ни три других, которые нами еще покомандовали до того, как мы стали лейтенантами, и не подозревали, чем иногда по ночам могут заниматься их подчиненные. Узнай эти трое последних о том, спать бы, вероятно, они не ложились вообще. Но они командовали нами уже не в Замке, где, вероятно, мы оставили тогда часть себя. При этом, должно быть, лучшую. И затем, когда нам пришлось покинуть Замок, стали совсем, совсем иными. Вспоминая сейчас то, что мы при «трех других» командирах рот проделывали, я буквально прихожу в оторопь. И это через шестьдесят лет…

Но об этом потом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии