Маневры памяти (сборник)

И отряд, состоящий из людей отнюдь не молодых, совершает многокилометровые рейды по свежим сугробам. В эту необычно морозную зиму на Новгородчине много солнечных дней, и глаза Бориса Николаевича вскоре не выдерживают – он слепнет от сияния снега. Эта болезнь, как известно, остановила не одну полярную экспедицию. Но отряду останавливаться нельзя, назначать командиром никого другого Борис Николаевич полномочий не имеет, и еще этот пистолет… И он приказывает, чтобы его и ослепшего водили в цепочке передвигающихся. На какой-то день он, механически следуя за тем, кто ведет его по сугробам, начинает бредить. В этом бормотании мешаются годы и лица, германская война, молодость, давние происшествия… И, так бывает только в приключенческих фильмах – тот, кто сейчас ведет Бориса Николаевича по сияющему снегу, неожиданно расслышав название ресторана «Медведь», настораживается и понимает, что был участником того происшествия, о котором в бреду бормочет командир… Тут остается только гадать, какие повороты судьбы привели приятелей молодости через тридцать лет на одну и ту же протоптанную в снегу тропу в тылу неприятеля. И почему не узнали друг друга раньше? И почему для этого одному из них надо было, временно ослепнув, бредить? Но как встретились, так потом и расстаются. Сюжет этой встречи, и это тоже реальная жизнь, не имел дальнейшего продолжения.

А потом были послевоенные Крестцы. И вернувшегося из эвакуации Сергея Николаевича то назначали директором Крестецкой средней школы, то снимали, то назначали вновь, а Надежда Петровна преподавала иностранные языки и музыку. Позже, в 1960–1970-е, почти все жители Крестец, за исключением совсем старых, были учениками Исаевых. При этом поскольку Надежда Петровна была доброты, отзывчивости и наивности беспредельной, то она оставалась навсегда другом семей не только своих учеников, но и их детей, а то так и внуков. Характерен, например, такой эпизод. Крестцы, продуктовый магазин. Конец 70-х – то есть масла в магазине не бывает никогда, мясо – раз в несколько дней. Очередь. В магазин входит Надежда Петровна. Голос продавщицы: «За мясом не стойте. Осталось только Надежде Петровне!» Надежда Петровна, в непритворном изумлении: «Ну, почему именно мне? Я же только вошла?» Вся очередь: «Вовремя и вошли, Надежда Петровна!»

Сергей Николаевич умер в 1961-м на семьдесят первом году своей жизни, что для человека, копавшего Беломорканал, вероятно, близко к рекорду долголетия. Тетя Надя была безутешна до конца своих дней.

V

Теперь о Борисе Николаевиче.

Эпизод с домом, у которого бензопилой выпилили угол, относится уже к концу 1960-х годов. Жену Бориса Николаевича, болезненно худощавую тетю Лёлю я видел в жизни, должно быть, раза два-три, вероятно, это была середина 1950-х. Когда ее не стало, не помню. Во всяком случае, в шестидесятых дядя Боря – хозяин не очень практичный и еще менее рачительный, пытался как-то продолжать вести в одиночку свое хозяйство – большой огород, ягоды (клубника, малина, смородина), что-то из живности (кажется, коза и куры), но все это хоть было и жизненно важно, но…

Но не для того он родился на свет. И случилось так, что нежданно-негаданно, и в деталях никому неизвестно, как это произошло, но каким-то образом Борис Николаевич узнал, что жива та, которая была любовью его студенческих лет. Она помнилась ему по Петербургу, но теперь жила в Москве, и он написал ей письмо. Она ему ответила. И оба вспомнили (интерпретация моей тетки Муси) и ту весну, и цветущую сирень, и сумерки, и калитку. А еще после первых же писем выяснилось (у людей в таком возрасте времени еще меньше, чем у подростков), что мужа своего Оля Капустина (или Салатникова, фамилию я забыл, помню только, что тетка Муся намекала на огород) давно похоронила, детей нет и живет теперь одна в большой и вообще-то совершенно нелюбимой ею квартире. А такая жизнь, как у Бориса – то есть в маленьком старом городке, представляется ей счастьем.

Борис Николаевич помолодел. Ему было сильно за семьдесят, но, видно, порода у Исаевых действительно не из рядовых, и был он жилист и строен, ни намека на то, чтобы горбиться, и все еще не уставал при долгой ходьбе, и десяток килограммов был для него не груз. Да еще – тут уж все ахнули – купил по случаю мотоцикл. Да не какой-нибудь ИЖ-56 в хозяйственную подмогу, то есть с коляской, чтобы не носить сумки или охапку-другую дровец, а трофейный немецкий BMW-одиночку, экземпляр по нынешним временам коллекционный, но тогда еще мелькавший на рынке. Эксплуатировал этот механизм дядя Боря довольно специфически. К примеру, если в колесе вдруг вылетала спица (то есть выскакивала из одного из своих гнезд), то дядя Боря просто выламывал ее из второго гнезда и ехал дальше. Возможно, такая манера была у самокатчиков Первой мировой, когда на них держалась фронтовая связь.