Они дружно зависли метрах в тридцати от опушки и мягко коснулись земли всеми четырьмя стойками своего шасси. Практически одновременно открылись на всех машинах боковые двери и оттуда выскочили наверное бортмеханики, которые кинулись открывать задние створки фюзеляжа и откидывать аппарели. Но ним расчеты на руках выкатывали орудия очень похожие на ЗиС-3 из которых в артучилище мы много стреляли. Номера расчета тем временем закатывали пушки в лес, а вертолеты пошли на взлет уступив место пятой машине из которой прибывшие артиллеристы споро выгружали снарядные ящики.
Убедившись в том, что здесь процесс налажен, мы тоже собрались и помаленьку тронулись в сторону, где Луняченко отрывал траншеи.
Перед самым закатом полки начали прибывать на отведенные им участки обороны и сразу приступили к инженерным работам: дооборудовали огневые позиции и наблюдательные пункты, проверяли маскировку, прокладывали связь. Света хватало, над землей плыл густой аромат поспевавших хлебов, а из леса тянуло прохладой и доносилось разноголосье птиц. Меня не покидало странное чувство: казалось, что я нахожусь не на войне, а на маневрах и организую не настоящий, а учебный бой, каких за свою службу организовывал множество. Все это я старался делать так, как когда-то учили меня преподаватели: обстоятельно, последовательно, методично, благо противник пока не появлялся.
Дивизионная разведка в течение всего времени после переброски непрерывно прочесывала прилегавшую к полосе обороны местность. Разведчики докладывали, что впереди все пока спокойно.
Тем временем мы втроем подошли к позициям одного из стрелковых батальонов. Его командир увидев начальство уверенно доложил майору Знаменскому: — Батальон к бою готов!
—Давайте посмотрим, так ли это, — сказал Знаменский и вывел всех на передний край оборонительных позиций.
Признаться, мне было даже неловко. Мы увидели как на ладошке расположение всех огневых средств этого батальона... Легко раскрывались система огня, построение боевого порядка, стыки подразделений, словом, весь замысел предстоящего боя.
—Вот здесь, как нам доложил комбат, приготовлен огневой мешок для врага, — заметил Знаменский, — но разве противник дурак? Разве он полезет в этот мешок? Нет, он изберет для наступления другое направление и всего скорее нанесет удар в стыке ротных опорных пунктов, которые мы только что легко обнаружили. Надеюсь всем командирам ясно, что сокрушить такую оборону нетрудно, даже при равенстве сил, а ведь такая оборона должна по своей идее сдержать противника, имеющего, как минимум тройное превосходство в силах и средствах. Приказываю, все недостатки устранить немедленно!
Покидая батальон, Знаменский сказал командирам батальона и тем бойцам, которые были рядом:
—Скоро мы должны показать и доказать, что учились не зря!
Зато обрадовали артиллеристы ЛАПа, к которым мы с майором Знаменским добрались где-то через час. Командир батареи — высокий, подтянутый старший лейтенант, с орденом Красного Знамени на гимнастерке, за войну с финнами, уже внешне вызывал к себе симпатии. Но главное, он превосходно знал свое дело, отлично замаскировал позиции и организовал оборону. Обходя огневые позиции, занятые его артиллеристами, мы увидели, что здесь все было готово к встрече противника.
Местность, лежащая перед артиллеристами, была ровной: ни оврагов, ни высоток, ни речек. Было весьма вероятно, что именно здесь и пойдут фашистские танки. Командир батареи так расположил свои орудия, что немецкие танки, если они сунутся сюда, неминуемо попадут под перекрестный артиллерийский огонь. Все данные для стрельбы на батарее были подготовлены и выверены: установлены расстояния, определены прицелы. Ни одной минуты времени его люди даром не теряли: еще и еще раз отрабатывали взаимодействие, тренировались быстро переносить огонь, переходить на запасные позиции, оборудование которых также было завершено.
Последней точкой куда должны были закинуть дополнительную противотанковую батарею был капитан Избаш и лейтенант Куренной. Но реальность была несколько иной — к ним закинули на вертолетах не батарею, а дивизион. И не трехдюймовок, а сорокопяток. Получилось как в том анекдоте:
Мы застали самый финал этого процесса.