Мандустра

Я тыкался в новую реальность, не в силах сломать стену и открыть дверь; как ни странно, это была именно Она, когда воспылав неким электромотором, и шепнув некий звук, она направила меня в правильное русло, где я сразу же почувствовал себя уверенным. Она смотрела на меня нежно, ничуть не обижаясь моей детской неопытности; она только сделала свое дело, и даже улыбнулась, когда я все же научился управлять самим собой. Великое удовольствие росло во мне, как цветок: имея ее, я имел всех своих знакомых девочек, я имел всех своих будущих любовниц, я имел, наконец, свою маму, наслаждаясь свершившимся Эдиповым комплексом, оживленной волшебной палочкой я имел чудесный, лакированный западентальный мир, который сиял бриолиновым блеском журнальных страниц; более того — я имел Весь Мир, чьим членом была моя мама и ее добрый начальник Амилькар Ильич!

Потом я отвалился от нее, почувствовав себя крепким мужиком, рядом с которым лежит кинозвезда. В этой жизни нужно пользоваться только самыми лучшими вещами, поэтому зачем мне нужна девочка Лена, которая неизвестно, чем хороша, если есть Джина Лоллобриджида? Мы рождены для счастья, ведь на это указывал даже Христос, который говорил в «Евангелии от Фомы», что все вы, мол, думаете о каком-то Царстве небесном, а на самом-то деле, это Царство уже давно наступило!

МАМА. Ребенок гол! Ребенок гол! Ребенок гол! Что это за девка?

Я. Мамик, это — Ильич.

МАМА. Только не забеременей. Я привезла узбекский коньяк. Меня все любят. Сам Председатель Земного Шара специально проснулся на заседании, когда я произнесла по-узбекски: «Рахат! Саодат!»

Я. Мама, я стал мужчиной.

МАМА. Это похвально. Только учись хорошо.

Вошел Ильич, он нес пасхальный кулич. Вошли габонский негр с вьетнамцем. Мы пили узбекский коньяк, я же все время отлучался к моей любимой Лоре (пусть она получит такое имя!).

И я напился, и заснул с ней в обнимку. С тех пор я живу с ней. И очень счастлив. Мне больше не нужно никаких женщин.

Сейчас у меня сидит Лена с кагором, но меня раздражает ее родинка за ухом. Ее не слишком тонкая талия. Ее не совсем правильная грудь. Лора стоит в гардеробе, и совсем не переживает, если я вдруг ей изменю. Я думаю, что это ей даже понравится. А потому мне даже и не хочется ей изменять. Интересен запретный плод. Верность же — это мудрость имущих.

ЛЕНА. Коля, давай поцелуемся!

Я. Давай, Ленок.

Мы поцеловались. Она чуть не откусила мне язык. Но я все равно возбудился, и тут же побежал в свою комнату, потому что мы сидели на кухне, как и всякая интеллигенция, достал Лору и удовлетворил с ней свое желание.

После этого я успокоился и побежал назад — беседовать с Леной и пить с ней кагор.

ЛЕНА. Коля, давай еще поцелуемся, а ты меня при этом… приласкаешь.

Я. Конечно, Ленок.

Мы так и сделали. Ее тело оставляло желать лучшего, но все же было ничего. И я возбудился, и поэтому пошел в свою комнату — к Лоре.

Когда я закончил, опять пришел на кухню.

ЛЕНА. Коля, а давай, ты меня… еще сильнее приласкаешь!

Я. О чем разговор, Ленок!

Так мы и поступили. Пришлось немного раздеть ее. Когда я это сделал, я увидел, что она вся дрожит. Это на меня очень подействовало, и, конечно же, я сразу возбудился. А возбудившись, тотчас побежал осуществлять это с Лорой, чтобы можно было дальше продолжать беседы с Леной.

Потом я опять пришел на кухню и обнаружил совсем голую Лену.

ЛЕНА. Коля, давай с тобой…

Я. Ну а как же? Все ясно. Сперва поцелуй, а потом — последствия.

Я попытался представить, что это Лора, но она не была столь послушна под моими руками, а кроме того, она оказалась девочкой — а я был слишком удовлетворен, чтобы решиться совершить роковой шаг в ее жизни. И мы поняли, что совсем не подходим друг другу.

Она оделась и сказала мне:

— Прощай, Коля! Я никак не думала, что ты — импотэнт!

Она ушла, а я подумал: «Жаль. Но ладно». И я вспомнил ее прерывистое дыхание и зажмуренные глаза, и, конечно же, возбудился. А возбудившись, немедленно пошел к Лоре, которая ни разу не сказала мне еще ничего обидного.

Так я и жил. Я возмужал и стал красивым мужчиной. Мама обсуждала со мной сексуальные проблемы, попивая джин.

Но однажды счастье кончилось. Лору украли. Я плакал всю жизнь.

Грязный Ильич в вельветовой рубашке подошел, закурив «Кэмел», и сказал:

ИЛЬИЧ. Сматывай удочку, малец-удалец! Девицу дали напрокат, ей цена — пятьсот рублей. Мой приятель занят сыроедением, ему тоже нужна ночная помощница, которая не скулит и не плачет!

Я. О, боже! Моя любовь! Моя жена! Невеста! Мать! Дочка! Сестра!

Но все было тщетно в этом худшем из двух лучших миров, которые имеются у нас в наличии. Лору увезли нехорошие люди, словно Констанцию, в зашторенной черной «Волге», а я навсегда остался безутешен.