Мандарины

На шоссе было пусто; я свернула вправо на проселочную дорогу, потом на другую. На перекрестке тоже никого не оказалось; я посигналила и стала изучать карту: я не ошиблась, но вдруг ошибся Венсан? Нет, он был очень точен, ошибка исключается. Я опять посигналила, затем выключила мотор, вышла из машины, свернула направо в маленький лесок и стала звать: «Надин», — сначала тихонько, затем все громче и громче. Тишина. Мертвая тишина: я поняла смысл этих слов. «Надин», — никакого ответа; все равно как если бы я позвала: «Диего»; она тоже исчезла, как он; она должна была находиться здесь, именно здесь, но ее не было. Я кружила на месте, наступая на сухие ветки и свежий мох, и даже уже не звала. «Ее арестовали!» — с ужасом подумала я. И вернулась к машине. Быть может, Надин устала ждать, она так нетерпелива, и нашла в себе смелость направиться к ближайшему вокзалу; следовало догнать ее, догнать во что бы то ни стало, иначе ее заметят в столь ранний час на безлюдном перроне. В Шантийи она проскользнула бы незамеченной, но это очень далеко, к тому же я встретила бы ее на дороге, нет, она, должно быть, выбрала Клермон; я пристально вглядывалась в карту, словно надеялась вырвать у нее ответ; к Клермону вели две дороги, наверное, она пошла по самой короткой. Я снова включила зажигание, нажала на стартер, и сердце мое отчаянно заколотилось: мотор не оживал; наконец он решился, и автомобиль, слегка подпрыгивая, выехал на шоссе. Мои вспотевшие ладони скользили по влажному рулю. Вокруг царила упорная тишина; однако свет уже вступал в свои права, и скоро в деревнях откроются двери. «Ее арестуют». Молчание, безлюдье; этот покой выглядел ужасно. Надин не оказалось ни на дороге, ни на улицах Клермона, ни на вокзале. У нее наверняка не было карты, окрестностей она не знала и бродила наугад по полям, они найдут ее раньше меня. Я развернулась: надо вернуться на перекресток другой дорогой, а потом буду кружить по всем здешним дорогам до тех пор, пока не кончится бензин. А дальше? Лучше не спрашивать себя: исследовать все дороги; та, по которой я ехала, поднималась к плато меж зеленеющих посевов. И вдруг я увидела Надин, она шла мне навстречу с улыбкой на губах, как будто мы давным-давно условились с ней об этой встрече. Я резко остановила машину, Надин неторопливо подошла и совершенно естественным тоном спросила:

— Ты приехала за мной?

— Нет, я прогуливаюсь для собственного удовольствия. — Я открыла дверцу: — Садись.

Надин села рядом со мной: причесанная, напудренная, она выглядела отдохнувшей; ногой я нажала на акселератор, а руками яростно вцепилась в руль.

— Ты сердишься? — с полунасмешливой-полуснисходительной улыбкой спросила Надин.

Выступившие у меня на глазах две горькие слезы действительно были слезами гнева; машину занесло, думаю, что мои руки дрожали; я сбавила скорость, попыталась расслабить пальцы и контролировать свой голос:

— Почему ты не осталась в лесу?

— Мне стало скучно. — Она сняла туфли и сунула их под сиденье. — Я не думала, что ты приедешь, — добавила она.

— Ты совсем идиотка? Конечно, я приехала.

— Я не знала; я хотела сесть на поезд в Клермоне; в конце концов я туда добралась бы. — Наклонившись вперед, она стала растирать себе ноги. — Бедные мои ноги!

— Что вы натворили? Она не ответила.

— Ладно, не раскрывай своих секретов, — сказала я, — это будет в вечернем выпуске газет.

— Это будет в газетах! — Надин выпрямилась, лицо ее исказилось. — Думаешь, консьержка заметила, что я не ночевала дома?

— Она не сможет доказать этого, а если понадобится, я поклянусь в обратном. Но я хочу знать, что вы натворили.

— Ладно, ты все равно узнаешь! В Азикуре есть баба, — угрюмо сказала Надин, — она выдала двух еврейских ребятишек, которых прятали на одной ферме: ребятишки погибли. Все знают, что это по ее вине, но она как-то вывернулась, и ее не тронули: еще одна мерзость. Венсан и его приятели решили наказать ее; я давно уже в курсе, и они знали, что я хочу помочь им. На этот раз им нужна была женщина, я поехала с ними. Та баба — содержательница бистро; мы дождались, пока ушли последние посетители, и как раз в тот момент, когда она собралась закрывать, я умолила ее впустить меня на минутку выпить стакан и отдохнуть; пока она обслуживала меня, вошли остальные и набросились на нее; они отвели ее в погреб.

Надин умолкла, и я спросила:

— Они ее не...

— Нет, — с живостью ответила Надин и добавила: — Они ее обчистили... Я неплохо справилась, — с неожиданным вызовом в голосе сказала она, — закрыла дверь, погасила свет; только это показалось мне чересчур долгим, дожидаясь, я выпила рюмку коньяка; разумеется, я вымоталась: у меня нет навыка в таких делах. И потом, мы уже проделали немало километров, добираясь туда из Клермона, они хотели вернуться через Шантийи, но я не могла больше идти. Они дотащили меня до лесочка и велели дожидаться тебя. У меня было время очухаться... Я оборвала ее:

— Ты дашь мне слово порвать со всей этой бандой или сегодня же вечером покинешь Париж.

— Они в любом случае не возьмут меня больше, — сказала Надин с некоторой обидой.