Малыш от генерального

За неделю дважды мы опаздывали на работу, потому что этого тирана не устраивал мой костюм или платье. И трижды мне приходилось переодеваться.

Он словно удовольствие ловил, мучая меня.

– Ты выглядишь как заведующая похоронного агентства. Солидно, но мы не гробы с венками продаем, – забраковал внешний вид как-то утром.

– Это дорогой качественный костюм. Меня он полностью устраивает.

Я с трудом удержалась и не подошла поближе, чтобы хорошенько затянуть галстук на его шее.

– Дорогой? Да от такой скуки даже аквариумные рыбки в приемной пузом кверху всплывут.

– А я нахожусь в приемной, чтобы рыбок развлекать?

Мне и раньше были обидны его придирки, но сейчас почему-то они цепляли особенно остро.

– Когда в приемной посетители – развлекать нужно их. Ну а в остальное время – меня. И лучше не в этом унылом наряде.

– Так, может, секретаршу вернуть? Ограничить ей доступ к информации, и пусть сидит… Грудью всех развлекает.

– Я тебе открою секрет, не все мужчины – фанаты арбузных ферм. – Взгляд карих глаз уткнулся в район бантика на моем бюстгальтере. Словно рассмотрел его под слоями пиджака и рубашки. – Некоторые предпочитают ручные варианты. Чтобы умещалась в ладони и отзывалась на каждое прикосновение.

Это был даже не намек на издевку, а вполне реальное издевательство. Такое, за которое в Штатах можно было схлопотать приличный срок и разориться.

Душа так и требовала послать это чудовище за намеки куда подальше. Не значилось у меня в контракте ничего про внешний вид и тем более про грудь.

Но модные электронные часы на стене показывали слишком страшные цифры. Я понимала, что мы ни за что не успеем на важную встречу или совещание, и злая как черт шла в свою комнату, чтобы вернуться достойной барского ока.

* * *

Марат злил меня, доводил до кипения, но каждый раз находил или правильные слова, или умудрялся вовремя распахнуть двери квартиры, обещая ждать на парковке.

Он держал баланс, как опытный эквилибрист. А кроме утренних словесных спаррингов ничто больше не напоминало про два сумасшедших поцелуя в Сочи и в квартире.

Наверное, можно было радоваться. Я сама читала Абашеву лекции про субординацию и просила оставить меня в покое. Сама искренне надеялась тихо пережить этот опасный период.

Но дурацкая женская натура…

Пожалуй, в двадцать семь я оказалась не только нулем в отношении мужчин, но и в отношении себя. Стыдно было это признавать, однако страусиная политика – спрятать голову в песок – не работала.

За два года под одной крышей с моим первым мужчиной, Робертом, я думала, что узнала о себе все. Нетемпераментная, неуклюжая, но старательная. Роберт не скупился на комплименты, но точно так же не скупился и на критику. Как настоящий учитель, он умел указывать на недостатки, а влюбленная, очарованная, я с одинаковым восторгом принимала похвалу и упреки.

Все ведь было так здорово – он хотел сделать меня лучше. Меня, а не какую-нибудь из моих более красивых и привлекательных подруг. Для этого совсем несложно было стараться… Учиться различать сорта вин, сыров и конструкции яхт. Учиться плавать и танцевать, разбираться в экономике и политике, молчать, когда это нужно, и заливаться соловьем, когда этого хотели.

Послушная девочка из интеллигентной семьи, заучка, которая не знала ничего, кроме своих учебников, я за два года превратилась в достойную пару, сносную хозяйку и почти идеальную любовницу.

Наверное, если бы не мой безумный побег, Роберт вскоре справился бы и с этим «почти».

Но за все время вместе, за бессчетное количество поцелуев, ночей в одной кровати я так и не узнала, что способна терять голову от пошлого, влажного посасывания пальцев.

Прежняя идеальная Аглая, наверное, брезгливо скривилась бы от одной мысли об этом. Она бы и близко не позволила кому-то взять в рот свои пальцы. А нынешнюю меня накрывало от возбуждения, стоило лишь вспомнить.

Это был какой-то дефект в прошивке!

Не самые нужные сейчас воспоминания. Уж точно не собственного босса с замашками тирана мне нужно было хотеть. Но, словно подхватила какой-то вирус, я неосознанно постоянно оглядывалась в его сторону. В машине, чтобы случайно не коснуться, забивалась в дальний угол заднего сиденья. А по ночам видела запретные сны.

Роберт точно выставил бы меня за дверь, если бы узнал о тех желаниях, которые исполнял другой мужчина в этих снах. Я бы и сама сгорела со стыда, узнай о них кто-нибудь.

Но никто не узнавал. Вместо удовольствий была работа. Вместо близости – невидимая граница. А вместо страсти – долгие споры до хрипоты. О договорах, о подрядчиках, о презентации, о кадровых перестановках и ещё дюжине всяких «о…».

Не знаю, как бы я выдержала, если бы не малыш под сердцем. От бардака в голове и на работе иногда хотелось закрыться где-нибудь и расплакаться. С каждым днем вывозить весь этот груз было все сложнее и сложнее. Нервы сдавали. И только образ ребенка, которого показала на УЗИ доктор Лиза, помогал справляться.