Они кричали и безумствовали, преследуя чайку с раненым крылом, которая отчаянно пыталась спастись от них.
Каркер схватил чайку за крыло и, взмахнув ею, подбросил кверху. Птица упала на песок. Тогда ее схватил другой – и бросил на камни!
– Грип… Грип, – молил Малыш, – спаси ее!..
Но было уже поздно. В эту минуту Каркер раздавил каблуком голову птицы.
Снова раздался общий смех, сопровождаемый неистовыми криками «ура!».
Малыш был вне себя. Им овладела бешеная злость, слепая ярость. Схватив камень, он со всей силы запустил им в Каркера и попал прямо в грудь.
– Ах ты! – вскрикнул тот. – Постой же, ты за это поплатишься!
И прежде, чем Грип опомнился, Каркер схватил ребенка и поволок его по берегу, пиная. Затем, пользуясь тем, что его товарищи удерживали Грипа, он погрузил голову Малыша в воду, и тот начал захлебываться.
Наконец Грип высвободился из рук хулиганов и кинулся к Каркеру. Тогда мерзавец бросился бежать, а вслед за ним и вся его банда.
Волны увлекли бы почти лишившегося чувств Малыша с собою в море, если бы Грип не поспешил к нему на помощь и не вытащил его на берег.
После усердных растираний ему удалось наконец поставить Малыша на ноги.
– Идем, идем отсюда! – сказал Грип.
Но Малыш сперва направился к скалам. Найдя убитую чайку, мальчик со слезами на глазах встал перед нею на колени, после чего вырыл яму в песке и похоронил птицу.
Не был ли он сам такой же всеми покинутой, беспомощной птицей… несчастной чайкой среди людей?..
Глава V
И снова «Рэггид-скул»
Вернувшись в школу, Грип счел нужным обратить внимание О’Бодкинса на поведение Каркера и других. Не упоминая обо всех неприятностях, которые ему самому приходилось терпеть от них, он рассказал прежде всего о дурном обращении и преследовании Малыша. На этот раз они дошли до того, что, не вмешайся он, ребенок погиб бы в море.
О’Бодкинс покачал головой. Ведь это, черт возьми, нарушает всю его отчетность! Не мог же он завести в своей книге отдельную графу для подсчета подзатыльников, а другую – для пинков! Это все равно что складывать три гвоздя и пять шляп! Конечно, как директору, О’Бодкинсу следовало бы обратить внимание на поведение своих подопечных, но так как его волновали лишь подсчеты, Грип ушел от него ни с чем. С этого дня он решил не упускать из виду своего маленького друга, никогда не оставлять его одного в общей комнате, а уходя из школы, запирать на своем чердаке, где ребенок был по крайней мере в безопасности.
Миновали последние летние месяцы. Настал сентябрь. На севере острова это уже зима, а зима в Верхней Ирландии – это непрерывный снег, бури, ветер, туманы, приносимые атлантическими ветрами с ледяных равнин Северной Америки. То было суровое, трудное время для жителей прибрежных областей. А уж тем, у кого нет ни угля, ни торфа, чтобы топить печь, дни кажутся особенно короткими, а ночи – бесконечными.
Неудивительно, что в здании «Рэггид-скул» стало очень холодно – за исключением, впрочем, комнаты О’Бодкинса. Ведь, посудите сами, от холода чернила бы замерзли, и все его бесценные подсчеты остались бы тогда незавершенными!
Теперь как никогда нужно было ходить по улицам, собирая все, что могло служить топливом для очага. Увы, находилось немногое: упавшие с деревьев ветки, мусор, сваленный возле домов, да крошки угля в порту, оставшиеся после разгрузки корабля. Все ребятишки с необычайным рвением занимались этим вынужденным промыслом. Малыш трудился наравне со всеми и каждый день приносил в дом немного топлива. Это ведь не милостыню просить! И худо ли, хорошо ли, а очаг теплился, распространяя удушливый запах гари. Ученики, продрогшие в своих лохмотьях, теснились у огня, – большие, конечно, ближе всех, – в ожидании ужина, булькавшего в котелке. Но что это был за ужин!.. Корки хлеба, полугнилой картофель, кости с ничтожными следами мяса, и все это в мутном вареве с пятнами жира на поверхности – отвратительнейший суп!
Нечего и говорить, что Малышу никогда не позволяли сесть у огня и на его долю не оставалось даже этой горячей жижи, именуемой супом. Старуха Крисс раздавала его лишь самым старшим, и те набрасывались на еду, словно голодные псы, готовые укусить всякого, кто посягнет на их тарелку.
К счастью, Грип всегда уводил Малыша в свою каморку под крышей, где делился с ним своей порцией. Там, конечно, не было никакого очага, но, забравшись в солому и прижавшись друг к другу, им все же удавалось согреться и заснуть, а сон ведь лучше всего греет – так, по крайней мере, им казалось.
Однажды Грипу невероятно посчастливилось. Он шагал по главной улице Голуэя, когда к нему подошел путешественник, направлявшийся в «Королевский отель», и попросил его отнести письмо на почту. Грип исполнил поручение, за что получил новенький блестящий шиллинг. Конечно, это нельзя назвать серьезным капиталом, но его вполне хватило бы, чтобы удовлетворить аппетит и Малыша, и Грипа. Он накупил различной колбасы, которой они лакомились в течение трех дней тайком от Каркера и других. Понятно, что Грип не намеревался делиться с теми, кто никогда не делился с ним.