Малыш

В десять часов коляска остановилась в поселке Силтон. Было время мессы, звонили колокола. Все та же небольшая церквушка, неуклюжая, жалкая, с покосившимися стенами и покоробленной крышей. Здесь крестили Малыша и его крестницу. Оставив Бёка у паперти, Малыш вместе с Грипом, Сисси и Бобом вошли внутрь. Никто его не узнал — ни прихожане, ни старенький священник. Пока шла служба, все с удивлением разглядывали странное семейство, все члены которого столь разительно не походили друг на друга.

И пока Малыш, опустив глаза, погрузился в воспоминания о былых днях, счастливых и печальных, Сисси, Грип и Боб от всего сердца молились за того, кто подарил им счастье.

После завтрака в лучшем трактире Силтона коляска повезла друзей к Кервенской ферме, расположенной в трех милях от деревни.

Малыш ехал по дороге, по которой так часто ездил когда-то по воскресеньям вместе с Мартиной и Китти, а иногда и с бабушкой, если здоровье ей позволяло, и глаза его вновь наполнились слезами. Что за унылая картина! Как будто смерч пронесся по окрестностям: повсюду разрушенные дома — да и не дома вовсе, а груды камней, — ведь все делалось для того, чтобы лишить жителей крыши над головой! И всюду, куда ни бросишь взгляд, объявления о продаже или сдаче внаем фермы, лачуги, участка земли… Но у кого хватит смелости купить или арендовать здесь хоть что-нибудь, если, кроме нищеты, здесь ничто не родится?

Наконец в половине второго за поворотом дороги они увидели ферму Кервен. Малыш не мог сдержать рыданий.

— Это было здесь!… — едва прошептал он.

Но что за жалкое зрелище представляла собой ферма!… Изгороди разрушены, въездные ворота сорваны с петель, боковые хозяйственные пристройки полуразвалились, двор зарос крапивой и колючим кустарником… а дальше, в глубине, стоял когда-то жилой дом, без крыши, с сорванными дверями и выбитыми окнами! В течение целых пяти лет дождь, снег, ветер и солнце вели здесь свою разрушительную работу. Нет ничего более жалкого, чем вид пустых, голых, открытых всем ветрам комнат и среди них той, где когда-то рядом с бабушкой спал и Малыш…

— Да! Это Кервен! — повторял наш герой. Он, казалось, прирос к месту, не решаясь войти в дом.

Боб, Грип и Сисси молча стояли поодаль. Бёк же в волнении носился взад и вперед, принюхиваясь к чему-то, наверное, тоже вспоминал былые дни…

Вдруг пес замер, задрал морду, затем глаза его засверкали, и он бешено завилял хвостом…

К воротам фермы подошла группа людей — четверо мужчин, две женщины и девочка. Одеты они были очень бедно и, судя по всему, немало натерпелись в жизни. От группы отделился тот, что постарше, и подошел к Грипу, который, из-за возраста, показался ему главным среди незнакомцев.

— Мистер, — сказал он, — нам здесь назначили встречу… Это… не вы?…

— Я? — переспросил Грип, удивленно глядя на незнакомца.

— Да… когда мы сошли с корабля в Кингстауне, судовладелец вручил нам сто фунтов и сказал, что получил указание отправить нас в Трали…

В этот момент Бёк вдруг с радостным лаем кинулся к старшей из женщин, всячески проявляя самое дружеское расположение.

— Ах! — воскликнула она. — Это же Бёк… наша собака!… Я узнаю его…

— А меня вы не узнаете, матушка Мартина, — спросил Малыш, — меня вы не узнаете?…

— Это он!… Наш мальчик!…

Как выразить то, что выразить просто невозможно? Где взять слова, чтобы описать то, что последовало за этим? Мистер Мартин, Мердок, Пат, Сим кинулись обнимать Малыша… И он бросился целовать Мартину и Китти. Затем наш герой подхватил на руки девочку, поднял ее, горячо расцеловал и представил Сисси, Грипу, Бобу, радостно восклицая:

— Это же Дженни… моя крестница!

Несколько успокоившись, все уселись на валявшиеся в глубине двора валуны, чтобы всласть поговорить. Маккарти поведали свою печальную историю. После выселения их отправили в Лимерик, где Мердока приговорили к нескольким месяцам тюремного заключения. Отсидев срок, он соединился с семьей, и все переехали в Белфаст. Оттуда с группой эмигрантов они отправились в Австралию, в Мельбурн, где вскоре к ним присоединился и Пат, оставивший морскую службу. Там они долго пытались найти работу, но тщетно. И начались бесконечные хождения от фермы к ферме; иногда им удавалось поработать некоторое время, то вместе, то порознь, но в каких нечеловеческих условиях! И после целых пяти лет скитаний и лишений они были вынуждены в конце концов покинуть Австралию, оказавшуюся для них такой же мачехой, как и родная страна!

С глубоким волнением смотрел Малыш на несчастных, забитых, обиженных судьбой людей: на постаревшего мистера Мартина, на по-прежнему мрачного и насупленного Мердока, на осунувшихся и вымотанных Пата и Сима, на такую живую и веселую прежде, а теперь изможденную Мартину, на, казалось, страдавшую от какой-то лихорадки Китти, на исхудавшую, пожелтевшую от выпавших на ее долю страданий Дженни!… Сердце Малыша разрывалось от горя.

Сисси, сидевшая рядом с фермерами и девочкой, рыдала вместе с ними. Пытаясь их как-то утешить, она сказала:

— Но теперь все ваши несчастья позади, миссис Мартина… так же как и наши… благодаря вашему приемному сыну.